Безумный лес

— И все же… Все же мне так хотелось бы умереть сейчас. Именно сейчас.

— Повремени. Отложи на потом. На самый поздний срок, ладно? На самый поздний срок.

Они подставили мне свои пухлые губы. Я поцеловал сначала Бибину. Потом Маргиоалу.

Глухой дед спал на завалинке, все так же свернувшись калачиком.

На долгом пути до дома Арэпашей я встретил солнце. Посмотрел на него. Оно тоже взглянуло на меня. С тех пор как мы были знакомы, оно, вставая, всегда заставало меня на ногах, ковыляющим по тропинкам и дорожкам.

Солнце не задало мне никакого вопроса. И я ничего не сказал ему. Я продолжал путь; теперь мне стали встречаться купцы и мелкие торговцы, спешившие открывать свои лавки. Встречались мне и молочницы и зеленщики, торопившиеся со своим товаром на рынок. С некоторыми я был знаком и здоровался. С другими нет. Наконец, порядком устав, добрался я до дому Арэпашей. Бесстрашно вошел во двор, хотя Корноухий не был привязан. Собака бросилась мне навстречу, залаяла, но укусить не посмела. Хозяева уже давно проснулись. Госпожа Арэпаш успела побрызгать и подмести двор и теперь сыпала курам из решета кукурузные зерна. Ее здоровые сыновья уже успели запрячь в телегу волов и еще до восхода солнца уехали косить луг. Однорукий, голый по пояс, умывался перед домом. Подносил к губам кружку, набирал в рот воды, ставил кружку на лавку, выпускал воду изо рта в ладонь и тер лицо, шею и свой почерневший обрубок. Он встретил меня насмешками:

— Ты подвел меня, дружище. В первую же ночь. Так делать не годится. Мне пришлось искать для выпивки других знакомых. Интересно, где это и с кем ты пропадал? Почему не вернулся пораньше?

— Я хотел вернуться пораньше, да встретил вдруг одного знакомого — Добрикэ Тунсу из Балача. Перед войной мы вместе с ним ходили в учениках у господина Моцату, владельца дубильной мастерской. Слово за слово — и заболтались, как водится меж старыми знакомыми после долгой разлуки. Сейчас у него завелись большие деньги. Он и затащил меня к Сотиру. Там мы ели и пили как баре — до отвала.

— Да, у грека кормят и поят неплохо.

— Неплохо? Это не то слово, Филипаке. У Сотира кормят много лучше, чем просто «неплохо».

Мимо нас, шаркая туфлями, прошла госпожа Арэпаш. Однорукий вдруг присвистнул от удивления, широко раскрыл глаза и придвинулся ко мне поближе. Покачал головой. И сказал с укоризной:

— А гвоздика? Гвоздика в петлице тоже от старого приятеля из Балача?

Захваченный врасплох, я смутился, выдернул гвоздику из петлицы и смял в кулаке. Почувствовал, как стали потными пальцы.

— Мне приколола ее в ресторане одна черноокая цыганка-цветочница, — соврал я. — Пристала со своими цветами — никак не мог отвязаться. Сам небось знаешь, какие они. Пристанут — не отвяжешься.

Однорукий, возмущенный моим недоверием, надулся и взглянул на меня с презрением.

— Можешь дурачить кого другого, дружище. Твой друг Филипаке не так глуп, как ты думаешь. У него только одна рука, но он не дурак. Филипаке не зря столько времени живет на свете. Он знает все тайны и все закоулки этого города…

— Я и не сомневаюсь…

— Сомневаешься ты или нет, меня мало тревожит, дружище. Но не берись со мной спорить.

— Не буду, Филипаке.

Он засмеялся. Глаза его посветлели. Лицо снова стало добрым.

— Ты провел ночь с сестрами Скутельнику, портнихами. Браво! Я, ей-богу, рад. Я рад потому, что обе толстушки, как поется в песне:

И прилежны
И щедры…

Вот шельмец! Прямо в точку! Теперь уже не имело никакого смысла таиться. И я сознался:

— Это правда. Но как ты догадался?

— По гвоздике, дружище. Только по гвоздике. У них так заведено. Всякий, кто проводит ночь у сестер Скутельнику, уходит от них утром с гвоздикой в петлице. Послушай, а ты знал их раньше?

— Нет. Когда мы расстались с Добрикэ Тунсу, мне не спалось. Я брел по улице куда глаза глядят, чтобы размяться и проветриться.

— Перепил?

— Перепил. Так вот, они сидели у ворот на лавке. Увидели меня и приняли за кого-то другого. Не знаю, что их дернуло позвать меня. Делать мне было нечего, вот я и разговорился с ними. А потом…

Однорукий ухмыльнулся и зло оборвал меня:

— Можешь не продолжать. Сам знаю.

— По опыту или по слухам?

Он не ответил. Молчал до тех пор, пока, вероятно, не почувствовал горечи во рту. Только тогда признался:

— По слухам. Должно быть, одноруким меньше везет с женщинами, чем хромым.

— Ну-ну, Филипаке…

— Не сердись… Я пошутил. Но… Я хочу тебе еще кое-что сказать.

— Говори.

— Хорошо, что вас не застукал Тимон. Если бы застукал, поднял бы хай на весь город. А кроме того, не сдать бы тебе больше ни одного экзамена, дружище.

— Тимон? А кто такой Тимон?

— Преподаватель французского языка. С тех пор как поселился в нашем городе, за ним ходит слава первого бабника. С кем только не путается. Последние несколько месяцев он живет и с сестрами Скутельнику.

— С обеими сразу?

— А чего здесь такого? Вредно для здоровья? А разве ты спал не с обеими сразу?