Безумный лес

— А почему ты хотя бы не обнимешь меня, Желтушный? Ты думаешь, что я все еще ребенок?

— Нет, не думаю. Ты уже совсем взрослая. Я ведь тебе говорил. Тебе уже и замуж пора.

— Тогда что же тебя смущает? Я тебе не по сердцу? Неужто сестры Скутельнику тебе нравятся больше, а?

— Да что ты знаешь о сестрах Скутельнику?

— Знаю, что и все, и даже кое-что еще.

— Ты просто хвастаешь, Деспа, ей-богу, ты хвастаешь. Ну что тебе может быть известно о сестрах Скутельнику?

На дворе — дождь и слякоть, слякоть и дождь. По-прежнему слышны выстрелы. В дождь выстрелы производят еще более жуткое впечатление. Мне было тошно дома. И я стал целыми днями бродить по городу, начинал с окраинных улочек и постепенно добирался до центра. Приходилось быть настороже. Приближение патрулей я чуял уже издалека. И прятался за угол дома или нырял в какую-нибудь подворотню. Переждав, пока солдаты пройдут мимо, снова пускался в путь, по-прежнему держа ухо востро. Во время долгих и утомительных шатаний по городу я много увидел и услышал. Видел избитых, с окровавленной головой. Видел людей со связанными назад руками, видел арестантов, закованных в кандалы. Солдаты или полицейские, шагая следом, гнали их в примэрию. От моего однокашника, Амедеу Пурчела, старший брат которого был помощником городского головы, я узнал, что в здании примэрии арестованных избивают воловьими жилами и мокрыми канатами, после чего бросают в подвал с крысами.

— Мой брат говорит, что так им и надо — зачем устроили забастовку? А еще мой брат говорит, что…

— А ну его к чертям, твоего брата…

На Дунайском проспекте, неподалеку от магазина «У Ангела», мне пришлось сойти с тротуара, чтобы не наступить на труп только что расстрелянного человека; человек лежал, вытянувшись во весь рост. Около электростанции я наткнулся еще на одного убитого. И пока разглядывал его, оказался нос к носу с Зое. Какой жалкий у нее вид! Одна щека распухла и почернела, словно обгоревшая головешка. Синие глаза потухли и вылиняли.

— Это ты?.. Послушай… Ты знаешь… У меня родилась… девочка. На третий день после твоего прихода.

— Я слышал, Зое, я узнал об этом чуть ли не в тот же день. От двоюродной сестры Васти. Услышал и порадовался.

Я лгал. Я действительно слышал об этом. От кого-то, но уж никак не от моей двоюродной сестры. И радоваться я вовсе не радовался. Какая мне радость, что Зое Палеу родила своему мужу Панделе Палеу еще одну девочку? Могла родить и двух. И трех. И сколько угодно… Зое не могла знать, что я лгу. И сказала:

— Слушай… Ты почему больше не заходил к нам? Уж не испугался ли Панделе?

— Нет, не испугался. Я хотел зайти. Несколько раз собирался, да все как-то не получалось.

— Слушай… Ты не думай… Панделе все-таки неплохой человек. Да… Так почему же ты все-таки не зашел?

— Разве я тебе не сказал? Не мог, потому что не было времени.

— Ну да, не было времени… Если бы скучал по мне, так нашлось бы… Но тебе не было скучно. Ни капельки не было скучно…

Живот у нее опал, но лицо было по-прежнему желтое, в коричневых пятнах, перекошенное и обезображенное. Мне захотелось ее поддеть:

— Кто это тебя так, а? Скажи, кто это тебя избил?

— Кто? Будто не знаешь! Ясно, Панделе. С тех пор как в городе забастовка, и лавочка не работает, и ставни закрыты, Панделе целыми днями носу из дому не кажет. Жрет да пьянствует. Пьет, пьет до одури. И, чтоб забыть о своих неудачах, колотит меня почем зря.

Взгляд ее упал на мертвеца, валявшегося под дождем; она вздрогнула. По лицу покатились слезы.

— Послушай… Вот так же застрелили и Сабу… Почему одни люди стреляют в других? За что? Когда наконец перестанут убивать людей? Послушай… Ответь мне, если можешь… Панделе говорит, что Паляку, Геца и Колцан готовы поубивать всех, если те не уймутся… Ответь мне, Дарие, за что они хотят всех убить?

Я не успел ей ответить. Около вокзала загремели, отдаваясь эхом, выстрелы. Такие же выстрелы послышались с другой стороны улицы, из городского сада. Зое вздрогнула и пригнулась. Прошептала:

— Я боюсь! Смерть как боюсь.

Я тоже вздрогнул, но пригибаться не стал. Остался стоять прямо. И тут же пожалел об этом. Почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Я был уже не тот, что прежде. Сдали нервы? Ослабла воля? Возможно. В глубине улицы показалась группка солдат. Они выглядели растерянными, но бежали, словно в атаку, с примкнутыми штыками наперевес. Мы бросились в разные стороны. Зое спряталась в каком-то крытом проходе. Я повернул обратно, пробежал одним духом две сотни шагов и попытался найти спасение в узком и длинном дворе дядюшки Тоне. Из окошка на меня удивленно глядел мой двоюродный брат Мишу. Он вырос. Стал юношей. В отличие от меня, на верхней губе у моего брата пробивались усики. Счастливчик! Исполнилась его мечта! Он стал столяром и делал дорогую мебель! По тому, с какой любовью он поглаживал свои усики, я понял, как он был рад показать, что уже не мальчик, а настоящий мужчина. Мишу сделал мне знак войти. И даже вышел встретить меня на верхнюю ступеньку крыльца. Однако не улыбнулся, как бывало прежде. Сказал шепотом:

— Ступай тише. Лучше всего на цыпочках.