Читаем Безутешный счастливчик полностью

Прометей у Эсхила говорит: „Я смертным дал забвенье смерти“. И хор бессмертных в изумлении спрашивает: „Но как могли про смерть они забыть?“

Это бессмертным не понять. Не понять, что великая сила жизни делает живое существо неспособным внутренно чуять смерть. Только теоретически оно способно представить себе неизбежность смерти, чует же ее душою разве только в редкие отдельные мгновения.

Бессмертным этого не понять. Не понять этого и слишком смертным, – тем, кто посеял в духе своем смерть и разложение. Не понимают этого и герои Достоевского» («Живая жизнь»).


Ницше. Несколько показательных сентенций:

«Нужно быть очень сильным, чтобы жить, забывая, до какой степени это одно и то же: жить и быть несправедливым (и Ницше с тоской сознает наверняка, что в себе он такой силы не ощущает).

«К дьяволу статистику!»

«Серьезность, сей недвусмысленный признак немедленного обмена веществ».

«Чем превратнее суждение, тем оно нам необходимее».

«Я хочу муки, и такой тяжкой, какая только может выпасть на долю человека». (Крестная жизнь и смерть Иисуса из Назарета всегда были для него предметом благоговения и любви, примером, которому он добровольно последовал.)

«Если говорить о страданиях и воздержанности, то жизнь моя в последние годы ничем не уступает жизни аскетов прежних времен» (из письма).

«Место, занимаемое человеком на иерархической лестнице, определяется теми страданиями, которые он может вынести» (это совсем хорошо).

«Лишить себя всего, что почитаешь, лишить себя самой возможности что бы то ни было почитать…» – превосходно.


Уайльд. Страдалец и подвижник Ницше – и где-то в ногах у него маленький, холеный эстет Уайльд, со своим вычурным дендизмом; красивенький и нагленький салонный пророк, портящий кровь викторианским буржуа.

«Только пустые люди судят не по наружности».

«Как бы мы ни старались, мы не обнаружим ‹нрзб.› за видимостью вещей их реальную сущность. И весь ужас заключается в том, что вещи, должно быть, не обладают иной реальностью, кроме своей видимости».

«Не дайте совратить себя на стезю добродетели».

«Импульс, который мы пытаемся подавить, становится для нас чем-то вроде наваждения, и он отравляет нам жизнь… Единственный способ отделаться от искушения состоит в том, чтобы поддаться ему».

Последнее – особенно показательно; это мелкая наглость. И очень здраво, и в сущности, общераспространенное убеждение. И – «взрыв смеха в Сент-Джеймском театре».


Т. Манн. Главное заблуждение последователей Ф. Н. – врагов «достоевщины», ведущих свое начало от Фридриха, – «он решительно и, надо полагать, умышленно искажал существующее в этом мире реальное соотношение сил между инстинктом и интеллектом, изображая дело таким образом, что будто уже настали ужасные времена господства интеллекта и нужно, пока еще не поздно, спасать от него инстинкты. Однако в действительности, стоит нам только подумать, до какой степени у большинства людей интеллект, разум, чувство справедливости подчинены и задавлены волевыми импульсами, безотчетными побуждениями, корыстью, как мысль о преодолении интеллекта посредством инстинктов покажется нам абсурдной».

(И наверняка эта точка зрения была реакцией на философию XIX в., которую, особенно немецкую, захлестывал филистерски самодовольный рационализм.)

«Действительно, существовала ли когда-нибудь необходимость защищать жизнь против духа? Грозила ли когда-нибудь миру малейшая опасность погибнуть от избытка разума? Нет, не становиться под знамя инстинктов и силы… нет, нам, хотя бы из простого великодушия, следовало поддерживать и оберегать и без того чуть „теплящейся огонек разума, духа и справедливости“».

«Что до меня, то я не вижу ничего особенно сатанинского в мысли (она принадлежит старым мистикам, эта мысль), что когда-нибудь жизнь материальная может раствориться в жизни духовной, – хотя немало, немало воды утечет еще до тех пор. Гораздо более реальной представляется мне опасность самоистребления жизни на нашей планете в результате усовершенствования атомной бомбы».


Какиномото Хитомаро. Япония, конец VII – нач. VIII в. Первый из 5-и «великих» VIII в. К. Хитомаро, Амабэ Акахито, Яманоэ Окура, Отомо Табито и сын его Отомо Якамоти. Элегии и оды – «длинные песни» – основной жанр Хитомаро. Образец его «танки».

Вздымайся, волна, из белых облаков,Как в дальнем море, средь небесной вышины,И вижу я —Скрывается, плывя,В лесу полночных звезд – ладья луны.

Басё. 1644–1694. Лучший из мастеров «хокку». Создатель знаменитой «школы Басё».

С ветки на веткуТихо сбегают капли…Дождик весенний!Едва-едва добрел,Усталый, до ночлега…И вдруг – глициний цвет!Летние травы!Вот они, воинов павшихГрезы о славе…На голой веткеВорон сидит одиноко…Осенний вечер!
Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе
100 легенд рока. Живой звук в каждой фразе

На споры о ценности и вредоносности рока было израсходовано не меньше типографской краски, чем ушло грима на все турне Kiss. Но как спорить о музыкальной стихии, которая избегает определений и застывших форм? Описанные в книге 100 имен и сюжетов из истории рока позволяют оценить мятежную силу музыки, над которой не властно время. Под одной обложкой и непререкаемые авторитеты уровня Элвиса Пресли, The Beatles, Led Zeppelin и Pink Floyd, и «теневые» классики, среди которых творцы гаражной психоделии The 13th Floor Elevators, культовый кантри-рокер Грэм Парсонс, признанные спустя десятилетия Big Star. В 100 историях безумств, знаковых событий и творческих прозрений — весь путь революционной музыкальной формы от наивного раннего рок-н-ролла до концептуальности прога, тяжелой поступи хард-рока, авангардных экспериментов панкподполья. Полезное дополнение — рекомендованный к каждой главе классический альбом.…

Игорь Цалер

Биографии и Мемуары / Музыка / Прочее / Документальное