В сирийском Макарии в текстах, общих для греческого и сирийского, которые мы рассматривали выше, он передается словом re‘yānā: Беседа
25:4, Духовные беседы, p. 201 – Vat. syr. 126, f. 552, col. 2 (в другом месте re‘yānā употребляется также для перевода ἡγεμονικός, владычественной силы души: Беседа 25:3, Духовные беседы, p. 200 – Vat. syr. 126, f. 553, col. 1). В тех же самых общих текстах hawnā один раз употребляется вместо «сердца» (Беседа 25:5, Духовные беседы, p. 202 – Vat. syr. 126, f. 537, col. 1), и наоборот – в сирийском стоит «чистое сердце» вместо διάνοια (Беседа 25:9, Духовные беседы, p. 205 – Vat. syr. 126, f. 538, col. 3). Слово mad‘ā употребляется один раз вместо «души» (Беседа 28:5, Духовные беседы, p. 233 – Vat. syr. 126, f. 528, col. 2). Мы видим, что в сирийском Макарии не соблюдается точность при переводе греческих терминов, имеющих отношение к душе.В непараллельных текстах, как мы увидим, слова hawnā, mad‘ā
и re‘yānā – все три имеют тот же смысл, что νοῦς в греческом Макарии.66
Guillaumont 1950, p. 77; Guillaumont 1953, col. 2281–2288.67
Vat. syr. 126, f. 534, col. 1.68
Ibid., f. 553, col. 2. Ср. Беседа 25:4 (Духовные беседы, p. 201) – re‘yānā = νοῦς.69
Vat. syr. 126, f. 552, col. 2. Этого нет в соответствующем греческом тексте (Беседа 25:3, Духовные беседы, p. 200). Этот греческий параграф скорее перефразирован, чем переведен.70
Vat. syr. 126, f. 547, col. 1.71
Ibid., f. 542, col. 3.72
[Бёлэ термин re‘yānā обычно переводит словом pensée, mad‘ā – intelligence, hawnā – intellect или esprit.]73
Ibid., f. 540, col. 2.74
Ibid., f. 528, col. 2. Я процитировал этот последний текст более пространно, чтобы сравнить его с греческим оригиналом (Беседа 28:5, Духовные беседы, p. 233): его перевод достаточно свободен. См. также: Vat. syr. 126, f. 554, col. 3: очи mad‘ā, которые созерцают «превосходную красоту Божества»; и Vat. syr. 126, f. 540, col. 2: сокровенное око mad‘ā, которому дано «зреть Бога, животворящего нас».75
Vat. syr. 126, f. 530, col. 2. Ср. Еф. 1:18, а также PG 34, Послание 1, col. 408.76
Vat. syr. 126, f. 550, col. 1.77
Ibid., f. 552, col. 2, и f. 560, col. 1.78
Ibid., f. 554, col. 3.79
Ibid., f. 553, col. 2.80
Ibid., f. 551, col. 1–2.81
Ibid., f. 528, col. 2. Ср. Беседа 28:5 (Духовные беседы, p. 233).82
Vat. syr. 126, f. 550, col. 3.83
Ibid., f. 549, col. 3.84
Ibid., f. 517, col. 1; текст, цитируемый у Дадишо Катарского. См. также: Ibid., f. 517, col. 3.85
Ibid., f. 550, col. 1.86
Ibid., f. 537, col. 1. В соответствующем греческом тексте (Беседа 25:5, Духовные беседы, p. 202) стоит: «в сердцах ваших» (ср. 2 Пет. 1:19). Сирийский перефразирует греческий.87
Беседа 15:20, Духовные беседы, p. 139. Цитируется у Guillaumont 1950, p. 77.88
Беседа 43:7, Духовные беседы, p. 289. Ср. Guillaumont 1950, p. 77.89
Беседа 15:33, Духовные беседы, p. 146. Ср. Guillaumont 1953.90
Guillaumont 1950, p. 77.91
Bedjan 1909, p. 29.92
Mingana 1934, сир., p. 292, col. 1, и 318, col. 1.93
Беседа 15, Vat. syr. 124, f. 325b. [Беседа 14 согласно критическому изданию (Khayyat 2007, сир., p. 262, § 8; пер., p. 263).]94
Bedjan 1909, p. 522–523.95
Mingana 1934, сир., p. 262, col. 2.96
Ibid., сир., p. 275, col. 197
Ibid., сир., p. 272, col. 1.98
Ibid., сир., p. 275, col. 1.99
Ibid., сир., p. 272, col. 1.100
Сотн. 5:78.101
Иосиф Хаззайя: Mingana 1934, сир., p. 277, col. 2; Симеон д-Тайбуте: Ibid., сир., p. 295, col. 1; Иоанн Дальятский: см., в числе прочих отрывков, выдержку из Беседы 20, цитируемую ниже, где hawnā может рассматриваться как око сердца.102
Сотн. 6:80. Отметим образ все более и более глубокого входа hawnā в сердце, – образ, который заставляет вспомнить Симеона Нового Богослова (X–XI века): «Понуди твой ум сойти в сердце…» (цит. из: Bloom 1949, p. 60) и монаха Никифора (XIII в.): «Введи твой ум (νοῦς) … в сердце» (PG 147, col. 963B). См. сказанное в том же смысле у Сахдоны: «О! ограниченное и узкое сердце, поселившее духовным образом на лоне своем […] Того, Кого не вмещают небо и земля!» (de Halleux 1960–1965, II, p. 34, § 8).