Несмотря на эти различия или нюансы, тот факт, что Иоанн Дальятский использует оба термина – облако и мрак, и первый чаще второго, – могло бы навести нас на мысль, что он заимствовал их скорее у Григория Нисского, чем у псевдо-Дионисия, ибо последний практически не употребляет понятие «облако» (νεφέλη
) или не подчеркивает в нем характер темноты66. Однако сирийские переводы Дионисия без различения передают греческие слова γνόφος и σκότος (мрак) через ῾amṭānā (мрак) и ῾arpellā (облако). Это можно увидеть, например, при чтении сирийского перевода – нескольких параграфов глав 1 и 2 О мистическом богословии67.В сирийском переводе говорится о «божественных учениях, сокрытых облаком (сир. ῾arpellā
; греч. γνόφος), исполненным света сокровенной тишины и хранящим сокровище тайн»68; об облаке, из которого сияет «в глубоком мраке (сир. ῾amṭānā; греч. ἐν τῷ σκοτεινοτάτῳ) блистание, превосходящее все явления»69. Там упоминается о (пре)существенных лучах божественного мрака (сир. ῾amṭānā = в переводе Сергия, ḥeššōḵā = в переводе Фоки; греч. σκότος)70. Также говорится о том, как, «освободившись также от видимых вещей и от видящих», человек «входит в облако (сир. ῾arpellā; греч. γνόφος) непостижимости»71. «Итак, будем просить в молитве войти в это облако (сир. ῾arpellā; греч. γνόφος), высшее всякого света и, через невидение и неведение, узреть и познать Того, Кто пребывает выше видения и ведения – что и значит не видеть и не знать. Ибо в этом поистине состоит видение, ведение и прославление подлинно Того, Кто сущностно выше всякого [познания], путем отлучения от всех сущих»72.Употребление слова «облако» Иоанном Дальятским может, следовательно, иметь своим источником сирийский перевод Дионисия. Действительно, многие выражения, которые зачастую сопровождают у Иоанна использование терминов «облако» и «мрак», могли быть в самом деле заимствованы у псевдо-Дионисия73
. Наиболее правдоподобным представляется, что Иоанн вдохновлялся здесь одновременно Дионисием и Григорием.Восточносирийские авторы расходятся в том, каким значением они наделяют мистическое употребление символа облака.
Дадишо Катарский упоминает видение «облака Духа святости», цитируя Макария в контексте образов, почерпнутых из Писания74
. Он также говорит об «облаке света, которое вело Израиль», как о символе просвещающей и радующей силы огня Духа75. В другом месте он цитирует авву Исаию, говоря о «светозарном облаке, покрывающем скинию» в связи с тем подкреплением, которое производит Дух после жарких браней, пережитых монахами76.У Симеона д-Тайбуте (по крайней мере, в текстах, опубликованных Минганой) я не обнаружил использование символа облака. Кроме того, мрак у него употребляется только в отрицательном смысле: мрак внутреннего смущения77
.Сахдона, напротив, часто говорит об облаке78
. Но оно у него выражает не тьму неведения Бога, а Его свет, либо является образом преестественной отрешенности ума от волнений мира сего79.У Исаака Ниневийского образ облака (῾arpellā
) используется в связи с созерцанием Суда и Промысла80, а также в связи с духовным созерцанием (без дальнейшего раскрытия символа)81, тогда как облако (῾nānā), приосеняющее скинию, есть образ погружения ума в душу82. Что касается мрака (῾amṭānā), то он имеет у Исаака тоже исключительно негативное значение – смущения и искушения83.Для Иосифа Хаззайи облако (῾arpellā
), как и для Исаака, связано с созерцанием Суда и Промысла84. В том же смысле оно привязано к «духовному созерцанию» как мистическому видению прошлых и будущих веков85 и к созерцанию премудрости Божией в творениях86 (тогда оно является облаком – ῾nānā – кристалловидного света87). Это употребление символа облака может быть сопоставлено с использованием его у Григория Нисского, когда тот делает различие между облаком (νεφέλη) и мраком (γνόφος), в котором происходит созерцание Самого Бога; но можно также найти здесь параллели и с псевдо-Дионисием, который употребляет слово νεφέλη, говоря об «умопостигаемом дожде» созерцаемого света, воспринимаемого ангелами, особенно если заметить, что для Иосифа Хаззайи именно через ангелов сообщаются людям созерцания, относящиеся к душевной степени88. Однако наиболее вероятное происхождение этого символа облака следует искать у Евагрия, который представляет пребывание Моисея на вершине горы (впрочем, не упоминая в связи с этим библейского облака) как разновидность мистического созерцания творений89.