Безжалостный хаос

— Нет, — огрызается отец. — Лазар сам позаботился о своем ублюдке, — он прерывается, глядя на Люцифера. Затем он вздыхает. — Прости меня, — говорит он, кивая в сторону Люци.

Люцифер смотрит на моего отца, как будто тот уже мертв.

— Я знаю, что тебе тяжело это слышать, и я сожалею, что все пошло так, как пошло. Я бы никогда не хотел, чтобы моя дочь испытала то, что… Сид… испытала, — его взгляд снова обратился к Элайджи, — но мне пришлось пожинать последствия своих действий. И теперь я потерял своего лучшего друга.

Я хочу рассмеяться вслух, но Люцифер действует первым.

Он сидит прямо и кашляет, прерывая следующие слова моего отца.

— Простите? — говорит он своим гравийным голосом, низким и опасным.

Я двигаюсь на своем месте, глядя между ним и отцом. Это выглядит забавно. Но также похоже на то, что кто-то может потерять свою чертову голову.

Мой отец вздыхает, сжимает руки и прижимает их к виску, прежде чем поднять голову и посмотреть на Люци.

— Я знаю, ты думаешь, что я не страдал, или, по крайней мере, не достаточно, но если ты хоть на секунду думаешь, что я не жалею о том, что сделал…

Люцифер смеется, обрывая его, и мой отец хмурится, но позволяет Люциферу говорить. В конце концов, это суд над моим отцом. Ему лучше быть сговорчивым.

— Мне плевать на твои сожаления, Мэддокс, — рычит Люцифер.

Мой отец вздрагивает. Люцифер — человек, который убил собственного отца, сжег целое здание, полное повешенных людей, мой отец должен вздрогнуть. И я могу признать, что это даже забавно. Я прижимаюсь спиной к своему креслу, выдыхаю против боли от своих ран.

Ощущения хорошие.

— Меня волнует то, что ты позволил продать своего собственного ребенка в руки гребаных монстров, — продолжает Люцифер. Он проводит большим пальцем по нижней губе, и я вижу, как подпрыгивает жилка на его шее, когда он опускает руку на стол. — И ты не остановился на этом, не так ли? — он смотрит на Атласа, и я знаю, что сейчас будет. — Ты выгнал Бруклин из своего дома за то, что она трахалась с одним из нас, и тем самым позволил ей попасть в объятия Джеремайи Рейна, — он смотрит на меня, и это не мое воображение.

Я еще сильнее прижимаюсь к кожаному креслу, наслаждаясь тем, как моя плоть словно горит. Я не хочу думать о своей сестре. Вообще о любой из них, но особенно не о Бруклин. Я могу присмотреть за Сид. Но Бруклин… с тех пор как я спас жизнь Джеремайи, я не могу за ней присматривать.

Мой отец вздыхает и качает головой, как будто Люци — капризный ребенок, который не понимает, как все устроено. Наверное, это немного правда.

Я молчу, как и все остальные, наблюдая за этим обменом жадными глазами.

— Ты не понимаешь, какой честью должны обладать женщины среди нас, чтобы оставаться под нашей защитой, — глаза моего отца сужаются, и он выглядит так, будто готов бороться с огнем с помощью огня. — Очевидно, раз ты добровольно начал отношения с платной шлюхой, ты понятия не имеешь, что это…

Люцифер вскакивает со стула, но первым к моему отцу подходит не он.

Это я.

Я даже не осознаю, что я сделал, пока мой кулак не разбивается о его лицо, его рубашка в моей руке, когда я бью его снова, отталкиваю его к стене, свет от бра мерцает над удивлением на его кровоточащем лице.

Мое сердце колотится в груди от гнева, и я снова сжимаю кулак, но кто-то дергает меня за руку, отталкивая от отца с такой силой, что я вынужден отпустить его. Он стоит на ногах, но прислонен к стене, рот открыт, кровь течет из носа, заливает губы.

Я понимаю, что меня держат два человека, и вижу Люцифера, который стоит в стороне и смотрит на меня с улыбкой на лице. Как будто он подумал, что, возможно, мы не так уж близки, в конце концов. Как будто он думал, что я позволю своему отцу так неуважительно относиться к своей жене.

Но это не имеет никакого отношения к тому, что Сид — его жена.

Это имеет отношение к тому, что она моя гребаная сестра.

Я тяжело дышу и, оглянувшись, понимаю, что Кейн держит меня за одну руку, а Элайджа — за другую. Пальцы обоих впиваются в мою кожу, но только когда Элайджа переводит хватку на мое плечо, становится по-настоящему больно, потому что он сжимает несколько моих рваных ран.

Я напрягаюсь, но не произношу ни слова, когда снова встречаюсь взглядом с отцом.

— Достаточно, — говорит Элайджа. — Хотя я не могу сказать, что это было незаслуженно, Мэддокс, — тихо добавляет он.

Лицо моего отца искажается от ярости.

— Ты должен знать свое место, Маверик.

Я дергаю руками, пытаясь вырваться из хватки Элайджи и Кейна, но они не отпускают меня.

— Тебе нужно следить за своим чертовым ртом.

Он подносит пальцы к носу, вытирает кровь. Смотрит на нее под светом бра по всей комнате. Я вижу кончики его пальцев, блестящие от крови, и снова мои мысли возвращаются к Элле.

Не думай о ней.

Я снова дергаюсь, и снова не могу освободиться. Кейн и Элайджа держат меня в чертовых тисках.

— Это твой отец, — говорит Элайджа под дых, но мы все его слышим. — Пусть он говорит.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть в глаза Элайдже.

— Он, блядь, не заслуживает того, чтобы говорить.