Беззвёздный и святая (СИ)

— Возможно, тебе следовало выбрать своего отказника, а мне протянуть нож, а не руку, — цедит он так холодно, что вся кожа покрывается мурашками. — Любой другой я бы оторвал обе, Алина.

— Так оторви.

— Любая другая — не моя королева, — отрезает Дарклинг. — Ты, видимо, соскучилась по вражде со мной. Найдёшь себе и здесь какого-нибудь верного, словно побитый пёс, отказника?

— Замолчи!

Алина колотит по его груди кулаками и закрывает глаза. Под веками печёт: обидой, злостью, беспомощностью.

— Я никогда… — она спотыкается на собственных словах, но приказывает себе звучать твёрдо, только всё равно скатываясь в шёпот: — Я никогда не жалела о том, что осталась. Я могла убить тебя в любой момент, если была бы вероломна. Но я этого не сделала.

Не нужно видеть, чтобы поймать пробежавшую по его коже дрожь. Дарклинг смотрит на неё. Его взгляд вспарывает ей кожу, эти дорогие, подаренные генералом меха, её всю — насквозь, добираясь до самого сердца, до ткани мироздания, из которой они оба сотворены.

— Услышь меня, — Алина открывает глаза, внутренне страшась одного. Только одного. Что её слова встретит пустота.

Но Дарклинг стоит перед ней, в стане врага, взъерошенный, взбешённый, вымотанный дорогой. В очередной раз явившийся за ней с упрямством, достойным незыблемых гор.

— А ты — меня, — говорит он. Это не звучит примирением. Приказом, требованием. Дарклинг не знает пощады, но его руки притягивают её к себе. Не утешением — жаждой обладания, тоской и той болью, что они причиняют друг другу.

Алина поднимает голову, вжимаясь лицом в его шею на сгибе плеча, в ткань и кусок обнажённой кожи. Горячей, пульсирующей артериями. Гнедым бешенством, предназначенным ей одной.

— Есть кое-что, что не изменится. В твоём понимании или моём — не суть важно.

Дарклинг молчит, не задавая побуждающих ответить вопросов.

Он знает ответ.

Алина поднимает руки, обвивая его шею, зарываясь пальцами в волосы.

— Ты монстр, — отвечает она, чувствуя, как усиливается хватка. — Но ты мой монстр.

========== viii. сопротивление ==========

Комментарий к viii. сопротивление

вообще, тут, скорее, nc17. или что-то между.

в общие предупреждения проставлять не буду, но:

pwp, кинки, чуть нецензурной лексики, немного dirty talk, связывание и Алина наслаждается своей властью как может.

лучшая награда в моей жизни. (с) сол королева

если найдёте нестыковки, постучитесь в пб, а то я опять писал в чужом лс.

Ей нравится лишать его контроля.

Ей нравится чувствовать его беспомощность под губами: каждым прикосновением, дразнящим поцелуем, что вызывает дрожь в этом сильном теле.

Алину ведёт, как не пьянит ни одно вино, стоит увидеть, как вздуваются вены на скованных ею руках; как Дарклинг дышит: рвано, яростно, голодно; как сверкают его глаза.

Из раза в раз он злится, но принимает правила игры, пускай его терпение по швам трещит. Пускай отвратна ему мысль поддаться кому-то, оголиться настолько, чтобы позволить касаться так бесстыдно, так откровенно, не скрывая своей реакции.

Алина посмеивается, седлая его бёдра, напряжённые и твёрдые, словно кремень.

— Неужто ты до сих пор не доверяешь мне? — она улыбается, склонившись, чтобы потереться носом о гладко выбритую щёку: трепетно и мягко, заставляя Дарклинга крепче сжать челюсти, до резко проступающих углов. Идеальных, о которые хочется порезаться пальцем, припасть губами в благоговении.

— Предпочитаю контролировать всё самому, — отвечает Дарклинг сквозь сжатые зубы, на шумном выдохе, пока Алина упирается ладонями в его нагую грудь, пальцы поджимая, как кошка выпуская когти: впивается, оставляя полумесяцы отметин.

Она его не целует, хотя хочется: пока не заболят губы; пока не кончится кислород; пока не наступит конец миров.

— Поэтому будет так приятно заставить тебя просить, — Алина смеётся. Он вздрагивает: ему щекотно.

Кто бы мог подумать, что у великого заклинателя теней такая чувствительная кожа?

— Я не прошу, — цедит он, всё такой же гнедой и упрямый. Алина любит ломать его волю ничуть не меньше, чем то, как он на ней отыгрывается. Так, что после не сходятся колени.

— Это мы ещё посмотрим, — словно за усы хищника тягая, Алина дразнится.

Ей его так хочется: беспомощным, ей принадлежащим, что сводит внутри всё желанием, едкой волной, ошпаривающей, выворачивающей кости.

Язык касается шеи широкими мазками, вылизывая всё так же по-кошачьи. Алина каждое его слабое место знает, от чего глаза кварцевые подкатываются, а пальцы сжимаются в кулаки; от чего Дарклинг голову откидывает, подставляясь под её влажные поцелуи, безмолвно требуя ещё.

Стоит мягко качнуться на его бёдрах, вжимаясь пахом в пах, и прочувствовать, как он легко заводится; как сильно его возбуждение, вжимающееся Алине в промежность.

Она тихонько стонет, когда Дарклинг вскидывает бёдра. Нетерпеливый.

Надо бы приструнить и напомнить правила игры, на которые он сам согласился.

Дарклинг шипит, стоит оцарапать ему соски.