Библия и мировая культура

Итак, тема Песни Песней — любовь, одно из самых сложных, сильных и загадочных чувств, присущих человеку, причем любовь изображена здесь с подчеркнутым эротизмом — не только как радость духа, но и как радость плоти. Вероятно, в силу этого и возникло сначала в иудейской, а затем в христианской традиции аллегорическое истолкование Песни Песней как отражения любви Бога и избранного Им народа, Христа и Церкви Христовой, а также присущее обеим традициям мистическое понимание Песни Песней как описания великой любви между Богом и душой человека. Как известно, еще во II в. н. э. среди еврейских мудрецов, упорядочивавших в Йавне канон Танаха, возникли споры относительно уместности присутствия в Священном Писании Песни Песней. Книгу спас от небытия выдающийся законоучитель рабби Акива, заявивший, что именно Песнь Песней звучала в тот момент, когда пророк Моше получал Тору на Синае и что если все Писания святы, то Песнь Песней — «Святая Святых». Возможно также, что сам древний поэт, создавший для потомков окончательную редакцию текста на основе более древних песен, уже имел в виду аллегорическую и мистическую интерпретации этих песен. Однако при всех возможных чисто духовных интерпретациях Песнь Песней поражает прежде всего радостью, щедростью, красочностью земного мира, она прославляет земную человеческую любовь. Но в самой этой любви не есть ли присутствие Любви Божественной? Библия представляет человека во всех сферах его бытия, а без любви это бытие неполно и скудно, бесцветно и тускло (достаточно вспомнить историю любви патриарха Иакова к Рахили, рассказанную в Книге Бытия). Вот почему присутствие этой торжествующей песни земной любви так уместно в Священном Писании. «Перед нами книга, одинаково хорошо подходящая и к свадебному веселью, и к одиноким восторгам самоуглубленных раздумий, и в этом она схожа с такими шедеврами ближневосточной поэзии, как стихи Хафиза», — пишет С.С. Аверинцев[346].

Традиция приписывает Песнь Песней царю Соломону. Об этом говорит и надзаголовок текста: Шир ѓа-Ширим ашер ли-Шломо — «Песнь Песней Соломонова» (Песн 1:1). Действительно, блистательный двор Соломона, контактировавший со многими соседними культурами, был благодатной почвой, на которой могла привиться египетская традиция любовных песен и появиться своя. Влияние египетской любовной лирики эпохи Нового царства, несомненно, заметно в Песни Песней. Оно сказывается в первую очередь в обращении к возлюбленной, к невесте — «сестра». Называние влюбленных «брат» и «сестра» было сложившейся устойчивой формулой в египетской поэзии, дающейся без всяких комментариев и пояснений. Для евреев же это было столь непривычно, что текст тут же поясняет: «Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста…» (Песн 4:9; СП); «О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста…» (Песн 4:10; СП) и т. д. Кроме того, в одном из фрагментов красота девушки сравнивается с грозной и неприступной красотой города Тирца (Фирца) — древней столицы Северного Израильского царства еще во второй половине X в. до н. э., которая с IX в. до н. э. теряет свое значение и редко упоминается в источниках: «Прекрасна ты, возлюбленная моя, как Фирца, любезна, как Иерусалим…» (Песн 6:4; СП). Чтобы сложилось подобное сравнение, сам текст должен был возникнуть в X в. до н. э.

Тем не менее датировать памятник только X в. до н. э. невозможно. Языковые данные (в частности, персидские заимствования) свидетельствуют, что окончательная редакция текста сложилась в IV или III в. до н. э. Скорее всего, мудрецы-хахамим воспользовались авторитетом и образом Соломона, который был для них олицетворением мудрости и поэзии, и приписали Песнь Песней царю Соломону (случай псевдоэпиграфики, типичный для восточной традиции). Однако, несмотря на длительный период становления памятника, его нельзя считать стихийной контаминацией фольклорных форм. Несомненно, он прошел через руки тонкого профессионала, неведомого гениального поэта, который придал книге целостность и законченность.