Для многих русских поэтов начала ХХ в. был, говоря словами А.А. Ахматовой, «в Библии красный кленовый лист / заложен на Песни Песней». Свидетельством огромной популярности к библейской книге в русской культуре этого времени стал ее новый перевод, выполненный с оригинала искусствоведом, художественным критиком, переводчиком и поэтом А. Эфросом, и составленная им же антология «Песнь Песней в русской поэзии»[382]
. Примерно в это же время (в 1908 или 1909 г.) была написана шутливая поэма Саши Черного «Песнь Песней», представляющая собой не только остроумное переложение библейской книги, основанное на «опредмечивании» ее необычной метафорики, но и констатацию важности этого текста для русского поэтического сознания, а также указание на то, что Песнь Песней станет в скором времени полем поэтического эксперимента: «Но клянусь! В двадцатом веке по рождении Мессии / Молодые человеки возродят твой стиль в России…» Подтверждением этому стали поэма имажиниста В. Шершеневича «Песня Песней» («Соломону — первому имажинисту…», 1920), эксперименты с Песнью Песней в лирике М. Цветаевой, аллюзии на нее у О. Мандельштама, Б. Пастернака, равно как и вариации на темы Песни Песней у современных поэтов (Р. Левинзон, Б. Кушнер, А. Грунтовский, И. Ивановский, В. Сидур, Л. Лосев и др.). Целостное переложение Песни Песней создал белорусский поэт Р. Бородулин. Песнь Песней важна и для экспериментальных поисков западноевропейских поэтов ХХ в., особенно для лирики выдающейся немецкой и еврейской поэтессы Э. Ласкер-Шюлер (18691945), выступившей в составе блестящей плеяды немецких экспрессионистов и эволюционировавшей в сторону глубинной символики, необычного метафоризма и поэтического мистицизма[383].Песнь Песней навсегда осталась непревзойденным лирическим шедевром, отразившим глубину и сложность духовного мира человека, силу и страстность его чувств.
Большую часть раздела
Слово משל <
Притча в библейском каноне представлена несколькими разновидностями. Во-первых, в ее древнейшем и первоначальном значении — как афоризм, нравственная и философская сентенция, могущая переходить в более или менее развернутое поучение. При этом в поучении могут использоваться аллегорические образы, метафоры и символы. В таком виде притчу ярче всего представляет Книга Притчей Соломоновых, в таком виде ее используют и библейские пророки для разъяснения своей этической программы.
Во-вторых, притча являет собой небольшой сюжетный рассказ, в котором конкретный событийный ряд служит для иллюстрации какого-либо нравственного или философского тезиса или для постановки сложнейших, требующих спора и размышления проблем бытия. Притча во второй ее разновидности всегда представляет собой иносказание, всегда имеет несколько уровней прочтения (предельно многозначная притча получила впоследствии название «парабола», или «символическая притча»). Таким образом, и во второй разновидности притча может быть представлена в двух вариациях: как прозрачная аллегорическая и назидательная повесть-притча, обычно в прозаической форме (см. об этом ниже), и как сложное философское произведение, дающее возможность неоднозначных трактовок и закономерно тяготеющее к жанру философской поэмы (в таком виде притчевую традицию представляют Книга Иова и Экклесиаст).