Библия и мировая культура

Своеобразно продолжает ренановскую линию и роман-исследование выдающегося французского писателя ХХ в. Франсуа Мориака «Жизнь Иисуса» (1936). В предисловии автор сообщает о своих принципах в подходе к разработке темы: «…в мои намерения не входило критическое исследование текстов. Новый Завет, каким он предстает перед нами сегодня, — это история совершенно определенного Человека, психологический образ которого может попытаться создать каждый из нас. Я хотел показать, что «этот документ живет», как сказал Клодель, и ни в какой другой «истории» мы так не чувствуем дыхание героя»[590].

Этот роман-исследование пишет глубоко верующий человек, подчеркивающий единство Божественного и человеческого начал в Христе, но при этом он хочет прежде всего реконструировать жизнь Иисуса как реального человека, проследить становление Его личности: «Прежде чем мы узнали, что Он — Бог, в определенную эпоху, достаточно близкую к нам по времени, явился Некто, некий Человек, который имел родину и принадлежал к определенному племени; Человек — один из многих, столь похожий на окружавших Его одиннадцать бедняков, что понадобился поцелуй Иуды, чтобы узнать Его, отличить от них. Этот простолюдин из Галилеи — выходец из очень бедной семьи, которая к тому же смеется над Ним и считает Его безумцем, — обладает такой властью над материей, над телами и душами людей, что вдохновляет их, вселяет в них мессианскую надежду…»[591] Писатель считает, что необходимо очистить образ Иисуса от постбиблейских богословских напластований, увидеть в Нем подлинного, живого человека: «Непонятый и потому раздражающийся, временами нетерпеливый, гневающийся — Он таков, какою всегда являет себя любовь… Внешняя горячность и глубинная тишина равно проявляются в Его словах. Их следовало бы брать по одному, очистить от ржавчины времени, от шлака, созданного привычкой, снять пласты прилизывающих комментариев, которые наслаивались в течение стольких лет — и тогда мы бы по-новому услышали голос, который невозможно спутать ни с каким другим»[592]. Ф. Мориак искренне стремится услышать этот неповторимый голос, создать максимально правдивый рассказ о Христе, прекрасно понимая, что это невозможно сделать до конца: «Перед нами величайшая из фигур Истории, из всех исторических лиц она менее всего поддается логическому осмыслению, потому что самая живая. Нам надо уловить то, что есть в Иисусе особенного и неповторимого»[593].

Следуя этим принципам, французский писатель достигает большой психологической глубины в интерпретации образа Иисуса, соединяет вольную историческую реконструкцию и бережное отношение к евангельскому тексту. А.Е. Нямцу отмечает: «Роман-исследование Ф. Мориака является своеобразной попыткой художественно-экзегетического осмысления личности основателя христианства и Его учения. Писатель подчеркнуто ориентируется на канонические Евангелия, реконструирует событийный план новозаветных коллизий, диалогизирует их. Строго следуя фактам, сообщенным евангелистами, он одновременно полемизирует с предшествующими интерпретаторами, предлагает свою версию жизни Иисуса и современное истолкование его проповедей. С этой целью он подробно анализирует недоговоренности и противоречия Евангелий, восстанавливая реалистическое содержание и мотивировки многочисленных лакун. <…> Важную роль в содержательной структуре романа играет образ автора-повествователя, который ведет свой рассказ в двух аспектах: как исследователь жизни Иисуса и как своеобразный «очевидец» событий, связанных с Мессией. Повествователь постоянно акцентирует с в о е (разрядка автора. — Г.С.) понимание образа Христа, он не бесстрастен, но тактичен: всегда, когда автор выходит за рамки Евангелий, он оговаривает субъективность своих рассуждений («может быть», «наверно», «вероятно» и др.). Кроме того, повествователь строит свой рассказ, исходя из знания всей истории христианства, подчеркнуто разделяя личность Иисуса Христа и Его церковную трансформацию… Это противопоставление института Церкви и истинного облика Богочеловека проходит через весь роман, существенно усложняется глубоким проникновением повествователя в психологию главного персонажа»[594].