Биография Бога. Все, что человечество успело узнать

Некоторые христиане сочли, что новая физика лучше соотносится с верой, хотя Эйнштейн всегда подчеркивал, что теория относительности носит научный характер и не имеет отношения к религии. Они с готовностью цитировали письмо Эйнштейна к Борну (1926), где он говорит: квантовая механика «внушает уважение», но «к тайне Ветхого нас не приближает. Во всяком случае, я убежден, что Он не бросает кости». [903] Однако знаменитый физик не имел в виду личного Бога. В данном случае слово «Ветхий» (образ из средневековой каббалистики) указывает на безличный, интеллигибельный и имманентный порядок вещей. Впрочем, британский астроном Артур Стэнли Эддингтон усматривал в относительности указание на существование разума в природе, а каноник Артур Сметхерст считал ее манифестацией Святого Духа. [904] Некоторые полагали, что новая концепция времени подтверждает наличие жизни после смерти, [905] а «большой взрыв» [906] хорошо соотносится с Книгой Бытия. Кое-кто даже ссылался на неопределенности квантовой механики как на аргумент в пользу промыслительной заботы Бога о мире. [907] Однако эти выкладки были очень непродуманными. Приученные апеллировать к науке, апологеты никак не могли отделаться от слишком буквального понимания древних библейских символов. Значительно умнее подходил к взаимоотношению науки и религии Макс Планк. Он считал их вполне совместимыми: наука занимается объективным, материальным миром, а религия – ценностями и этикой. Конфликт между ними связан со «смешением религиозных образов и притч с научными утверждениями». [908]

После Эйнштейна стало ясно, что наука не только не дает окончательных доказательств, но ее находки неизбежно ограниченны и предварительны. В 1927 году Гейзенберг сформулировал принцип неопределенности в ядерной физике, который показывал, что ученые не могут достигнуть объективного результата, поскольку сам акт наблюдения влияет на понимание объекта наблюдения. В 1931 году австрийский философ Курт Гёдель (1906—1978) сформулировал теорему, которая гласит, что любая формальная система аксиом содержит неразрешенные предположения; более того, логическая полнота (или неполнота) любой системы аксиом не может быть доказана в рамках этой системы, – для доказательства или опровержения требуются дополнительные аксиомы. Это совершенно меняло основания математики. В 1929 году, на Гиффордских лекциях в Эдинбурге, американский философ Джон Дьюи (1859—1952) доказывал, что декартовское стремление к уверенности более не может быть целью современной философии. Гейзенберг освободил нас от механики XVII века, когда вселенная казалась гигантской машиной, состоящей из разрозненных компонентов, а новое поколение ученых вскрывало глубокую взаимосвязь всего сущего.

Очевидно, наш мозг не способен на полную уверенность и стопроцентные доказательства. Он ограничен, и некоторые проблемы ему в принципе не по силам. Американский философ Перси Бриджмен (1882—1961) объяснял:

...

Может оказаться, что процессы нашей мысли попросту не приспособлены для осмысления структур природы… Мир увядает и ускользает от нас… Мы сталкиваемся с чем-то поистине невыразимым. Мы достигли предела великих первопроходцев науки, а именно покончили с представлением, что живем в мире дружественном и постижимом нашему уму. [909]

Чем не апофатика? Не только Бог лежит за пределами человеческого ума, но и природа во многом ускользает от рационального познания. В такой ситуации никуда, казалось, не деться от агностицизма.

Впрочем, новая научная революция не довела физиков до уныния. [910] Эйнштейн заявил, что, если его теория относительности верна, то открываются следующие перспективы.

– Можно будет объяснить смещение перигелия Меркурия, не прибегая к дополнительным предположениям.

– Можно будет рассчитать точную величину отклонения лучей света, проходящих вблизи поверхности Солнца, вызванную его гравитационным полем.

– Можно будет рассчитать величину гравитационного красного смещения, которое испытывает свет на пути от Солнца к Земле.