Читаем Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии полностью

Психологическая наука – достаточно сложная система. Эффективность таких систем редко находится в линейной зависимости от какого-либо параметра. Более универсальную зависимость описывает так называемая инвертированная U-образная кривая. Хорошо известно, например, что при низких уровнях мотивации любое ее приращение немедленно приводит к существенному росту эффективности деятельности. Однако, по достижении некоторого достаточного для данного случая уровня, позитивное влияние фактора прекращается, а затем и становится отрицательным. Похожая ситуация с повышением «общенаучного уровня» науки. Несомненной для ученого представляется необходимость владения базовыми общенаучными компетенциями, что должно быть обеспечено сертифицированным профессиональным психологическим образованием. Но наука выходит за пределы того, что написано в учебниках. Зона роста науки там, где недостаточно сформулированных ранее правил, где правила подвергаются сомнению и в перспективе опровергаются в соответствии с принципом фальсифицируемости гипотез. Научное познание предполагает и включает в себя все урони человеческого понимания: и понимание-знание, и понимание-интерпретацию, и понимание-постижение (Знаков, 2012).

Апелляция к уровню общенаучной культуры чрезвычайно актуальна, требование необходимого уровня общенаучной культуры должно быть обозначено, чтобы наука оставалась наукой. Но «дьявол в деталях»: кто возьмется создать инструмент для его измерения? Нет сомнения, что «владение современными средствами исследований – существенный современный критерий научности и условие обоснования конкурирующих теорий» (Корнилова, 2018, с. 101). Однако представляется, что сегодня мы можем сформулировать общий критерий лишь как «нижнюю границу» допустимого, которая должна быть отражена в системах профессионального образования, и то больше в дескриптивной форме, чем не в нормативной: исследователь обязан знать основные существующие подходы к определению критериев научности знания.

Что же касается того, как эти знания исследователем применяются и развиваются, хорошо известно, что классические критерии научности трудно применить к реальным наукам вообще и к нашей науке в особенности в силу сложности ее предмета и уникального характера последнего: психологическая наука одна реализует невероятную задачу объективного (т. е. научного) познания того, что само существует лишь субъективно. Критерий научности здесь играет роль не столько шкалы для оценки достижений, сколько компаса, ориентира. В связи с этим еще один и, наверное, последний критерий научности можно сформулировать как стремление исследователя критериям научности соответствовать. А уж какой путь избирает исследователь, насколько этот путь хорош и правилен, в полипарадигмальной науке такая оценка должна носить «соотносительный характер».

С. Л. Рубинштейн писал о том, что нравственность состоит «во всеобщем, общечеловеческом соотносительном характере моральных положений, которые не существуют только применительно к жизни одного данного человека» (Рубинштейн, 2003, с. 78). В полипарадигмальной науке, организованной по сетевому принципу, мы оказываемся в ситуации взаимодействия совокупных субъектов деятельности в сфере науки, где надындивидуальное уже не является универсальным и может существенно различаться для различных сообществ. Взаимодействуя с теми, кого мы признаем учеными, к каким и сами относимся, необходимо быть готовым к принципу соотносительности критериев и оценок.

Здесь мы разделяем уверенность Фейерабенда в том, «что реформа наук, которая сделает их более анархистскими и более субъективными… крайне необходима» (Фейерабенд, 2007, с. 154), более того, полагаем, что эта реформа уже происходит.

Разговор о критериях научности знания закономерно приводит к постановке вопроса о том, что мы обсуждаем – науку, какая она есть в реальности или какой эта наука должна была бы быть по нашему мнению. Представляется, что второе имеет смысл только в том случае, если не подменяет собой первое, а ставится за ним вслед, т. е. рассматривается в контексте реальной ситуации и имеющихся здесь возможностей. В противном случае обсуждение идеалов науки напоминает мечтания Манилова. Беседы об идеалах уместны в ситуации относительного спокойствия и благополучия. Современная же ситуация представляется критичной для интеграции аутентичной российской традиции в структуру мировой науки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Цивилизационные паттерны и исторические процессы
Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Йохан Арнасон (р. 1940) – ведущий теоретик современной исторической социологии и один из основоположников цивилизационного анализа как социологической парадигмы. Находясь в продуктивном диалоге со Ш. Эйзенштадтом, разработавшим концепцию множественных модерностей, Арнасон развивает так называемый реляционный подход к исследованию цивилизаций. Одна из ключевых его особенностей – акцент на способности цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт. При этом процесс развития цивилизации, по мнению автора, не всегда ограничен предсказуемым сценарием – его направление может изменяться под влиянием креативности социального действия и случайных событий. Характеризуя взаимоотношения различных цивилизаций с Западом, исследователь выделяет взаимодействие традиций, разнообразных путей модернизации и альтернативных форм модерности. Анализируя эволюцию российского общества, он показывает, как складывалась установка на «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее». В представленный сборник работ Арнасона входят тексты, в которых он, с одной стороны, описывает основные положения своей теории, а с другой – демонстрирует возможности ее применения, в частности исследуя советскую модель. Эти труды значимы не только для осмысления исторических изменений в домодерных и модерных цивилизациях, но и для понимания социальных трансформаций в сегодняшнем мире.

Йохан Арнасон

Обществознание, социология