Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии

От тех, кто считает идеалом, к которому должно стремиться развитие психологии, науку монопарадигмальную в отношении эпистемологии и универсальную в части раскрываемых законов психики, нередко приходится слышать, что даже для того, чтобы сыграть в какую-либо игру, участники должны договориться о едином понимании правил и используемых символов. Но дело в том, что жизнь – не игра. Наука не может и, по всей видимости, никогда не сможет полностью раскрыть законы вселенной, ее «правила». Придумать собственную версию и жестко ею руководствоваться – вряд ли хорошая идея. Расширяя область познанного, мы обнаруживаем и все больше непознанного, принципиально непознаваемого, его область расширяется в превосходящей степени. Хрупкий и сложный мир современного человечества требует от психолога умения слышать и принимать инакость другого, в том числе и в отношении предлагаемых теоретических интерпретаций.

В ситуации свободы от страхующей власти инстинктов сохранение человека как биологического вида требует формирования нового уровня его самосознания, концепции человека, предполагающей ответственное отношение к своему биологическому естеству, природосохраняющего акцента в отношении к человеку в глобальной культуре, осознания уязвимости собственной природы и принятия за нее ответственности. Необходимо так выстроить глобальную психологию, чтобы она выполняла и природоохранную функцию в отношении homo sapiens.

Российская психология в глобальном мире

Положение российской психологии в связи с проблемой формирования глобальной науки можно назвать уникальным. С одной стороны, оно радикальным образом отличается от положения школ, которые в составе мировой науки в сложившейся ее западно-центрической традиции раньше просто не существовали и которые в русле мейнстрима относятся к «развивающимся», и теперь входят в мировую науку в форме, в частности, IPs. Российская школа всегда была частью мировой науки в ее западно-центрической традиции, начиная с древних греков, как ее описывают в «традиционных» учебниках по истории психологии. В России имеется собственная научная школа, сформировавшаяся в конце XIX – начале ХХ в., в период, когда формировался основной массив научных школ Европы и Америки, составивших лицо психологической науки XX в. Эта школа внесла существенный вклад в становление мировой психологической науки и в дальнейшем оказывала и продолжает оказывать заметное влияние на западные школы.

С другой стороны, российская психология не является частью современного западно-центрического мейнстрима. Ее односторонняя изоляция на протяжении большей части XX в. привела к тому, что разработанные здесь во второй половине XX в. теории и методология остаются недостаточно известными за пределами России.

В контексте проблемы «интернационализации» российской психологии важнейшее значение имеет вопрос языка, перевод отдельных понятий. Так, огромную трудность представляет перевод понятия «субъект», ключевого для российской традиции (Mironenko, 2019), и многих других сложившихся в ее русле понятий. В ситуации «восприятия» российской психологией иноязычных текстов и обсуждения их уже на русском языке открывается новая грань вопроса: необходимость обеспечения возможности адекватного оригиналу «обратного» перевода. Это представляется особо важным, так как, не обеспечивая такой возможности, мы не только усугубляем проблему непереводимости своих текстов, но и засоряем мировую науку ложными и лишними понятиями. Так, предложение переводить «indigenous» как «альтернативные» (Жалагина, Короткина 2019) представляется неприемлемым в силу вышесказанного. Перевод слова «альтернативные» на английский никогда не будет соответствовать оригиналу – indigenous. Значение понятий «alternative» и «indigenous» в англоязычном контексте мировой науки не совпадают, и смыслы расходятся. Наверное, здесь, как и во многих других случаях, число которых растет по мере становления глобальной науки, целесообразно использовать оригинальные термины без перевода, на языке оригинала или в транскрипции.

Это большая работа, но она имеет смысл как для отечественной науки, идеи и разработки которой получат новую жизнь, так и для мировой иноязычной в большей своей части психологии. Сегодня уже не является самоочевидным и то, что мировая наука говорит лишь на английском языке. Так, расширяется доля изданий на испанском и португальском языках, в Европе увеличивается использование немецкого языка.

В российской советской науке имеются разработки, до сих пор недостаточно интегрированные в мировую науку, которые отвечают самым современным трендам в интернациональной науке и могут обогатить актуальные ведущиеся там дискуссии. Это и теория Ананьева о самодерминации человеческого развития, и представления Парыгина о динамической структуре личности, и оригинальная школа эволюционной психологии, и многие другие.