Читаем Биосоциальная проблема и становление глобальной психологии полностью

Еще один новый аспект в развитии универсализма – это попытка психометрически определить, а что, собственно, делает человека человеком, какие качества? В ряде работ представлены результаты исследования обыденных представлений о «человечности» (humanness) методом свободных ответов на целом ряде культур: сравнивались Австралия, Италия, Китай (Bain et al., 2012); Австралия, Япония, Корея (Park et al., 2012). В этом же направлении идут работы о «расчеловечивании» – феномене, тесно связанном с расизмом, насилием и другими отрицательными социальными проявлениями, когда определенные категории людей в сознании субъекта «расчеловечиваются», т. е. для него имплицитно людьми уже не являются (Haslam, 2006).

В русле универсалистского подхода задача определения феномена человека ставится в соответствии с двумерной моделью (Haslam, 2006) в контексте сугубо материальных объектов как поиск критериев отличия человека от машин и животных. Отличия человека от машин относятся к фактору «человеческой природы» (human nature, HN), например, люди обладают эмоциями и чувствами, они живые. Отличия от животных – к фактору «человеческой уникальности» (human uniqueness, HU), например, наличие сознания, нравственности и т. п. В рамке, определенной этими двумя факторами, HU и HN, определяется сущность человека – «человечность» (humanness). Свободные ответы респондентов на вопрос, какими свойствами обладают люди, интерпретируются исследователями в терминах двух данных категорий. Результаты кросс-культурных сравнений показывают, что представители так называемых коллективистских культур в большей степени опираются на фактор «уникальности» в своем представлении о человеке, а представители индивидуалистических культур в большей степени ориентируются на фактор «природы».

Постановка вопроса о сущности феномена человека продиктована временем и представляется чрезвычайно актуальной. Психологические теории ХХ в. обращены к анализу бытия человека в мире, к анализу проявляемых им свойств. Вопрос о его сущности в них не ставился, в рамках относительно изолированного развития школ полагался имплицитно ясным в каждом отдельном дискурсе. Происходящая сегодня интеграция мирового психологического знания в структуре глобальной психологической науки высвечивает то, что сущее, существование которого описывают концепции школ, совсем не обязательно одно и то же в разных теориях. Сегодня основной вопрос, на который должна ответить психология, основная проблема современной психологии: что есть это сущее? Что есть человек? Проблема личности как антропологическая проблема становится главной проблемой современного этапа развития мировой психологии. Так или иначе все философские и религиозные системы предлагают свои ответы, но сейчас этот вопрос имеет уже не отвлеченно философское значение, а жизненно важное для человечества.

Но может ли быть дан на него содержательный и исчерпывающий ответ в позитивистском, сугубо материалистическом русле? Без учета духовного начала в человеке, т. е. за пределами, собственно, постановки антропологической проблемы? Можно ли сегодня рассматривая вопрос о сущности феномена человека, вынести за скобки аспект религии, веры, на фоне той жизненной актуальности, которую обрела религия в современном мире и которая непрерывно возрастает, в том числе в контексте социальных и даже цивилизационных конфликтов?

Универсалистское направление, несомненно, вносит огромный вклад в изучение места и роли культуры в психологии человека, однако истина рождается лишь там, где спорят. Когда спор отсутствует, наука превращается в идеологию.

Представляется важным, чтобы в становлении современной глобальной науки продолжался диалог универсалистов с «инакомыслящими», т. е., если использовать термин Дж. Берри, диалог с релятивистскими направлениями, к которым он относит «эмик-подходы»[18] – индигенные подходы и подходы культурной и критической психологии.

Релятивистские направления

Эти направления широко представлены в современной интернациональной психологии, как крупными монографиями, так и в журналах (Triandis, 1989; Heine, 2011; Kitayama, 2002; Valsiner, 2009a), но, к сожалению, недостаточно освещены в русскоязычном дискурсе.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше
Лучшее в нас. Почему насилия в мире стало меньше

Сталкиваясь с бесконечным потоком новостей о войнах, преступности и терроризме, нетрудно поверить, что мы живем в самый страшный период в истории человечества.Но Стивен Пинкер показывает в своей удивительной и захватывающей книге, что на самом деле все обстоит ровно наоборот: на протяжении тысячелетий насилие сокращается, и мы, по всей вероятности, живем в самое мирное время за всю историю существования нашего вида.В прошлом войны, рабство, детоубийство, жестокое обращение с детьми, убийства, погромы, калечащие наказания, кровопролитные столкновения и проявления геноцида были обычным делом. Но в нашей с вами действительности Пинкер показывает (в том числе с помощью сотни с лишним графиков и карт), что все эти виды насилия значительно сократились и повсеместно все больше осуждаются обществом. Как это произошло?В этой революционной работе Пинкер исследует глубины человеческой природы и, сочетая историю с психологией, рисует удивительную картину мира, который все чаще отказывается от насилия. Автор помогает понять наши запутанные мотивы — внутренних демонов, которые склоняют нас к насилию, и добрых ангелов, указывающих противоположный путь, — а также проследить, как изменение условий жизни помогло нашим добрым ангелам взять верх.Развенчивая фаталистические мифы о том, что насилие — неотъемлемое свойство человеческой цивилизации, а время, в которое мы живем, проклято, эта смелая и задевающая за живое книга несомненно вызовет горячие споры и в кабинетах политиков и ученых, и в домах обычных читателей, поскольку она ставит под сомнение и изменяет наши взгляды на общество.

Стивен Пинкер

Обществознание, социология / Зарубежная публицистика / Документальное
Цивилизационные паттерны и исторические процессы
Цивилизационные паттерны и исторические процессы

Йохан Арнасон (р. 1940) – ведущий теоретик современной исторической социологии и один из основоположников цивилизационного анализа как социологической парадигмы. Находясь в продуктивном диалоге со Ш. Эйзенштадтом, разработавшим концепцию множественных модерностей, Арнасон развивает так называемый реляционный подход к исследованию цивилизаций. Одна из ключевых его особенностей – акцент на способности цивилизаций к взаимному обучению и заимствованию тех или иных культурных черт. При этом процесс развития цивилизации, по мнению автора, не всегда ограничен предсказуемым сценарием – его направление может изменяться под влиянием креативности социального действия и случайных событий. Характеризуя взаимоотношения различных цивилизаций с Западом, исследователь выделяет взаимодействие традиций, разнообразных путей модернизации и альтернативных форм модерности. Анализируя эволюцию российского общества, он показывает, как складывалась установка на «отрицание западной модерности с претензиями на то, чтобы превзойти ее». В представленный сборник работ Арнасона входят тексты, в которых он, с одной стороны, описывает основные положения своей теории, а с другой – демонстрирует возможности ее применения, в частности исследуя советскую модель. Эти труды значимы не только для осмысления исторических изменений в домодерных и модерных цивилизациях, но и для понимания социальных трансформаций в сегодняшнем мире.

Йохан Арнасон

Обществознание, социология