Bittersweet (СИ)

Наверное, не стоило сдерживаться раньше. Позволь он себе немного больше страданий в былое время, сейчас не было бы этого дрожания поджилок и желания расцарапать себе руки, вырывая жилы, а потом взять и повеситься на них. И слёзы, стекающие по лицу, не похожи на те, что прорываются у ребёнка, которому отказались купить очередную игрушку или сладость. Это не вой по поводу «мама, давай заведём собаку». И даже не «мама, почему ты уезжаешь». Это всё сразу, начиная с самого мелкго и неразличимого, вроде той же сладости, которую не дали, сказав, что лимит исчерпан, больше не будет никаких поблажек. Нужно беречь зубы. И плевать, что он чистит их каждый вечер, а не жуёт украденные шоколадки под одеялом, чтобы потом пускать слюни, подкрашенные какао, на подушку, выдавая своё преступление. Заканчивая самым-самым. Проезжаясь по его поводу для гордости, заставляя поверить: ты неудачник. Плевать, что ты получил роль и начал восхождение на вершину. Плевать, что скоро у тебя появятся поклонники в большом количестве. Плевать, что для достижения цели ты ни к кому не обращался и не ползал в ногах у отчима, пророчившего тебе карьеру поломойки при своём родном сыне. Плевать. Потому что, когда он говорит, опуская тебя ниже плинтуса, мать продолжает хранить молчание, уделяя больше внимания маникюру на своих ногтях или тем цветам, что тебе вручили благодарные зрители.

Чем больше времени проходит, тем сильнее уверенность: Рут не откроет рта. Она уже мысленно согласилась со своим козлом-мужем. Для неё ты такое же пустое место.

И теперь одно идёт за другим, наслаивается, образуя такой пласт, что будь он материальным, можно было бы убить, не прикладывая особых усилий. Просто приложить им пару раз красноречивого оратора, и не останется от него даже мокрого места. Странно, казалось, что обид накопилось меньше, но память услужливо подкидывает море событий. Мама, давай заведём собаку? Собаку, а не отчима. Но собака ей не нужна, в отличие от мужа. Куда она пристроит собаку, когда будет уходить к своему новому супругу? Агата готова принять в свой дом мальчишку, да и то со скрипом. Ни о каких питомцах речи не идёт.

Он сдерживался, как мог. Провёл в зале полчаса, старательно поддерживая необходимую атмосферу, улыбаясь призывно, обмениваясь репликами с другими артистами, журналистами, менеджерами и прочим народом, набившимся в ресторанный зал. Воспользовался тем, что его выпустили из поля зрения и нырнул в коридор. Планировал отправиться в туалет, оккупировать одну из кабинок, забравшись на крышку с ногами, прижаться спиной к стене, закрыть глаза и сидеть так, зная, что никто не отправится на его поиски. Но потом переиграл заранее заготовленный сценарий. Удачно подвернувшееся подсобное помещение, открытая дверь, темнота и осознание, что сюда-то точно никто заглядывать не станет. В туалет может зайти любой, а сюда – только работники. Да и то – вряд ли. Они довольно поверхностно относятся к своим обязанностям. Или просто сбились с ног, желая угодить посетителям, занявшим всё их время, потому никто не озаботился судьбой подсобного помещения.

«Чья ты теперь девочка, Илайя? Кому подставился ради получения роли? Впрочем, вряд ли обошлось одним человеком. Лучше ответь – скольким?».

Илайя не смог ни слова произнести в ответ, хотя вполне реально было отпарировать. Однако в этот вечер он не ожидал такого поступка. Он не сомневался в ненависти со стороны отчима, но почему-то расслабился. Наверное, ошибочно посчитал, что в его персональный праздник ему не станут портить настроение. Думал, что мать разделит триумф и порадуется. Хотя бы обнимет и прошепчет на ухо, что сын – умница. Но она этого не сделала. И позабыла… обо всём.

Илайя шумно выдохнул, поднимая глаза и глядя прямо перед собой.

Полностью окунувшись в меланхолию, умноженную на воспоминания от общения с родственниками, он благополучно пропустил – а здесь больше подходило неблагозвучное, но отражающее суть происходящего слово «проебал» – момент, когда одиночество оказалось разбавлено присутствием постороннего человека. Ему не пришлось долго теряться в догадках относительно личности этого человека. Он знал, что напротив двери стоит Ромуальд. Пройдёт немного времени, и он включит свет, увидит покрасневшие глаза, начнёт цепляться с вопросами относительно случившегося. Придётся отвечать. Молчание Ромуальда не удовлетворит.

Время шло. В его тишину речь не вклинивалась, вопросы не сыпались, как крекеры из разодранного пакета. Ромуальд не придумал ничего лучше, как забрать ключи, всё ещё висевшие в замочной скважине, сунуть их в карман и пройти внутрь помещения, притворив за собой дверь и замкнув её изнутри. Путь он подсвечивал себе телефоном, надеясь не споткнуться и свалиться прямо здесь, поскольку это было чревато неприятными последствиями.