Bittersweet (СИ)

Добравшись до места, где расположился Илайя, он всё так же, продолжая хранить молчание, опустился на пол. Илайю подобное поведение настораживало. Он привык к иным методам воздействия, к иным методам докапываться до сути, здесь ожидал сюрприз. Ромуальд не лез с вопросами, он просто протянул Илайе нечто, оказавшееся при ближайшем рассмотрении бутылкой. Да, пожалуй, это было то, в чём Илайя ныне отчаянно нуждался. Несколько глотков, чтобы заглушить мерзкий голос отчима, чтобы вытравить тишину от молчания матери.

Илайя принял подношение, приложился к горлышку, почувствовал знакомый вкус. Jack Daniels. Виски. Напиток, наиболее почитаемый Ромуальдом. Довольно неплохой, если разобраться. Гораздо лучше водки, воняющей бензином. Более слабые напитки по формату не подходили. Не было романтики совместной ночи для вина обыкновенного или игристого, не было желания философствовать под бокал коньяка или же смотреть футбольный матч, потягивая пиво из банок. Илайе хотелось чего-то крепкого, чтобы вышибло сегодняшние события из головы, но подозревал, что затея провалится.

Он не мог забыть по щелчку пальцев. И крепкий алкоголь не был ему помощником.

Только теперь он вспомнил, что, согласно первоначальному плану, им с Ромуальдом предписывалось исчезнуть с праздника жизни. Ромуальд собирался что-то ему продемонстрировать и, несомненно, насторожился, поняв, что Илайя потерялся. Сложно было поверить, что это результат топографического кретинизма, и он просто запутался в коридорах, потому не сумел найти дорогу обратно в зал.

Ромуальд так и не думал.

Его сложно было провести в этом плане. Он помнил, как Илайя выглядел непосредственно после представления. Помнил, как тот улыбался после общения с журналистами, не демонстрируя откровенно усталость, не играя в звезду, которая совершенно измотана и более никого видеть не желает. Ответив на интересующие вопросы, Илайя направился в гримёрную комнату, пересёкся там с кем-то, после этого настроение его испортилось. Нет, он всё так же улыбался, стараясь не привлекать внимание Ромуальда к своему эмоциональному состоянию, но стоило только отвернуться, как улыбка стекала с лица. Ромуальд видел, как Илайя кусает губы и закрывает глаза. Можно было списать его апатию на усталость и эмоциональное опустошение, но в реальность этого верилось с большим трудом.

Толпа захватила их и разделила. Ромуальд разговаривал с другими людьми, стараясь не терять Илайю из вида, но потом его основательно отвлекли. Илайя исчез из поля зрения, и на поиски его пришлось потратить около двадцати минут, а то и больше, учитывая, что Ромуальда постоянно норовили задержать, поздравляя или задавая вопросы, успевшие достать его уже в первый вечер.

Он сумел вырваться сюда и направился именно к подсобному помещению, прихватив с собой бутылку виски, заказанного, кажется, именно для него. Другие актёры и актрисы такими напитками не увлекались. Ромуальд оставался верен предпочтениям в выборе алкогольных напитков. Он пил не так часто, но если пил, то только напитки, опробованные прежде и признанные годными.

Илайя сделал ещё несколько глотков, маленьких, но от того не менее обжигающих горло. Слезы не желали высыхать в один момент. Они продолжали стекать по щекам, но Илайя не торопился их стирать, понимая, что шерстью свитера только натрёт глаза. А сам и без того в этот момент выглядит не ахти. Вероятно, губы распухли, а глаза, как у кролика красные, с сеточкой тонких сосудов на белках. И кончик носа ни на что не похож. Клоунада в действии.

Только вот ему самому не смешно. Ни разу.

Он протянул бутылку Ромуальду, и тот без вопросов принял напиток, попутно подумав, что следовало брать две. Тогда они могли бы пить одновременно, поднося бутылку, чтобы они соприкасались стеклянными боками. Никаких вопросов, никаких попыток влезть в душу, просто сеанс приёма лекарства для врачевания раненой души.

– Точно не хочешь поделиться своими проблемами? – спросил Ромуальд, поставив бутылку на пол. – Что загнало тебя в угол?

Илайя планировал подтвердить чужие догадки, заявив, что не станет откровенничать. Но прикусить язык вовремя не получилось, и слова сами собой полились, открывая перед Ромуальдом картины прошлого и настоящего, пропитанные семейными ценностями отдельно взятых людей.

История натянутых отношений между Илайей и его родственниками не являлась для Ромуальда страшной тайной. Они успели обсудить это в былое время, пусть без особых подробностей, в общих чертах, но всё-таки. Теперь Илайя добавлял штрихи к портретам, превращая наброски в полноценные картины, а Ромуальд внимательно слушал его и запоминал сказанное.

Не перебивал и не лез с советами сомнительной ценности.

Добравшись до событий сегодняшнего вечера, Илайя на время притормозил, чтобы затем начать рассказывать с удвоенным энтузиазмом. Слова отчима давались ему с трудом. Слова матери… А она ничего не сказала. Потому в лицах разыгрывать спектакль не пришлось.