Bittersweet (СИ)

– Просто провести ими по обнажённой коже, не размахиваясь и припечатывая со всей силы, не оставляя кровавые полосы. Пожалуй, стек подошёл бы нам лучше плети. Я не представляю, что буду с ней делать, а с ним – вполне. Вдоль позвоночника вверх и вниз, несколько раз, вызывая мурашки на коже, заставляя тебя кусать губы и дышать учащённо, пробуждая всё усиливающееся желание, не позволяя при этом от него избавиться. Ты не сможешь к себе прикоснуться, возненавидишь мерзкие ленточки, которыми связаны запястья, и с губ сорвётся стон, больше похожий на просьбу или на скулёж. Ты вновь прикусишь губу, надеясь, что эта мимолётная слабость осталась незамеченной. Это может продолжаться бесконечно. Во всяком случае, тебе будет казаться, что ты больше никогда так не сделаешь, ни слова, ни звука. Однако…

Илайя посмотрел на него, чуть склонив голову набок, отчего волосы вновь рассыпались по плечам. Несколько тех самых лучей, белых, преломлённых материалом шторы, скользнули по прядям. Ромуальду показалось, что они отливают золотом. Иногда на ум напрашивались сами собой подобные ассоциации.

– У тебя, оказывается, всё наперёд продумано.

– Да, – улыбнулся Ромуальд.

– А как насчёт соображений относительно собственных ощущений?

– Это сложно передать словами.

– Почему?

– Потому что лучше однажды увидеть в реальности, а не довольствоваться рассказами.

– И чего же ты хочешь?

– Честно?

– По возможности.

Ромуальд поставил пустую чашку непосредственно на крышку ноутбука, не тратя время, чтобы подняться и отнести посуду на кухню. Илайя протянул ему свою чашку. В наступившей тишине был слышен звук от соприкосновения одной чашки о другую.

– Чего я хочу? – протянул Ромуальд, повторяя вопрос собеседника. – Хочу, чтобы у тебя при мыслях обо мне темнело в глазах.

– И коленки тряслись? – усмехнулся Илайя.

– Не обязательно.

– Нравится иметь в руках власть?

– Не без этого.

– Над женщинами и над мужчинами? Или только над мужчинами?

– Над тобой.

– Исключительно?

– Да.

– Безграничную? Наденешь на меня ошейник?

– Нет. Не подавление воли и не дрессировка. Вариант с лентами – чистый эксперимент. Озвученное желание относительно темноты в глазах никак не связано с лентами. Двусмысленно звучит, правда? Просто…

– Что?

– Мне было бы приятно знать, что нечто подобное происходит не только со мной.

– А у тебя темнеет в глазах при мыслях обо мне?

– Да, – ответил Ромуальд.

– Да, – выдохнул Илайя, не задавая больше вопросов и не провоцируя продолжение диалога.

Вместо этого подобрался ближе к Ромуальду, упёрся коленями в пол, положил ладонь на щёку. Несколько секунд пристально смотрел Ромуальду в глаза, словно пытался увидеть там обещанную в словах темноту. Губы вновь сложились в улыбку, но не торжествующую, присущую победителям, достигшим цели, но при этом не приложившим особых усилий для получения результата. Она не походила на насмешку и безмолвное заявление в стиле «теперь ты в моей власти, и я обязательно этим воспользуюсь, выпив из тебя все соки».

Его улыбка была искренней, а губы вновь хранили привкус кофейной пенки, которую Ромуальд с них слизывал, стремительно меняя положение. Всего пара секунд на то, чтобы оказаться сверху, упереться ладонью в твёрдую поверхность, второй рукой провести по щеке, продолжая смотреть в глаза напротив.

Илайя потянул замок на своей толстовке, расстёгивая её до конца. Вновь обнял Ромуальда за шею, притягивая к себе. Ладонь провела по шее, спустилась на плечо и прошлась по краю футболки.

О, да.

Ромуальд готов был раз за разом повторять свои слова. Но говорить было не обязательно, потому что на лице эмоции прочитывались моментально, если внимательно присмотреться. Да и если не присматриваться, всё равно ясно и понятно.

Он расстегнул пуговицу на джинсах, цепляя жёсткую ткань, потянул вниз, попутно прихватив край нижнего белья, чтобы снять всё одновременно. Слегка, будто нечаянно, а не намеренно коснулся костяшками пальцев возбуждённого члена, собирая выступившую смазку.

Илайя выгнулся, стараясь продлить этот контакт, не позволить ласкающей руке стремительно исчезнуть. Ромуальд ухмыльнулся, поднося к губам испачканные пальцы, между которыми можно было заметить тонкую нить смазки, и медленно проводя по ним языком, облизывая, но продолжая сохранять спокойное выражение лица.

Никаких насмешек. Только глаза его сейчас были потемневшими, а дыхание – уже не столь ровным, как прежде.

«Тебя хочется развращать», – прозвучал голос Ромуальда из воспоминаний.

«У тебя это отлично получается», – подумал Илайя, обхватывая его за талию длинными ногами, обтянутыми джинсовой тканью, и выдыхая приглушённо, когда прикосновения вернулись и стали иными, уже не столь сдержанными, замаскированными под случайные, а выверенными, точными и выносящими мозг.

«А тебе стоит придумать иное желание, Ромео. Бессмысленно тратить их на то, что имеешь и чего достиг. Ты хочешь, чтобы у меня при мыслях о тебе темнело в глазах. Но у меня… уже темнеет».

Комментарий к 39.