Bittersweet (СИ)

Иными методами поставить Примроуз на место не получилось бы. Она могла сочинять письма ещё долгое время, но однажды устав от эпистолярного жанра, совершила бы переход к решительным действиям, в сравнении с которыми постановочное избиение в подворотне способно показаться райским наслаждением. Во всяком случае, Ромуальду всё виделось в подобном ключе, и он отказывался прислушиваться к окружающим людям, утверждающим, что Прим дальше угроз не продвинется. Он не сомневался, что Прим, да и многие девушки, подобные ей, ради достижения цели готовы на какие угодно жертвы, только желательно, чтобы эти самые жертвы приходилось на долю других людей. Им же предстоит прийти, собрать все сливки и наслаждаться полученным результатом. Никаких сомнений в правильности своих решений, никаких тормозов. Глупость в квадрате, а то и в кубе, некогда присущая ему.

Теперь расстановка сил несколько изменилась, и ему предстояло оказаться по другую сторону баррикады. Не нападая, а защищая. Вряд ли Илайя одобрит и скажет, что поступки оправданы.

Впрочем, не стоит загадывать наперёд. Не строить предположения, а вместо этого собраться с духом, рассказать обо всём и ждать результата. Надеяться на понимание, но готовиться к тому, что, возможно, ничего подобного не будет.

Улыбающееся лицо на дешёвых газетных страницах порядком раздражало. Более того вызывало неконтролируемую ярость. Ромуальд с трудом удержался, чтобы не разорвать хотя бы одно издание на мелкие клочки. Вводить собеседника в курс дела было проще, предоставив ему материалы, а не передавая суть на словах, потому что речь в сознании формировалась исключительно матерного направления.

Ромуальду не хотелось тянуть в их дом стороннюю грязь, но раз так вышло…

Переступив порог квартиры, снял обувь и направился в спальню. Стопка газет аккуратно расположилась на столешнице. Ромуальд знал, что Илайя первым делом потянется к свежей прессе, чтобы ознакомиться с новостями, прочитает пару заголовков, откладывать разговор в долгий ящик не придётся. Они сразу перейдут к обсуждению актуальной темы. Стены давили и, наверное, следовало прислушаться к советам разума, назначив встречу за пределами квартиры. Они неоднократно приходили к выводу, что в пределах своего дома скандалы не устраивают, на повышенных тонах не разговаривают, да и вообще стараются поддерживать здесь максимально комфортную обстановку. Само упоминание имени Примроуз не могло не спровоцировать прилив ярости, особенно, если вспомнить некоторые случаи из практики, связанные с ней. И бешеную ревность, скрываемую за равнодушием, и болезненные воспоминания о признании Челси, перемежаемые угрозами и оскорблениями.

Ромуальд тяжело вздохнул, потянув на себя балконную дверь. Там, на балконе, было немного прохладно и свежо. Ромуальд ухватился ладонями за ограждение, вспоминая собственные слова и поступки, за которые ныне пришлось поплатиться репутацией. Он пытался отыграть всё в ином ключе, но на ум ничего толкового не приходило, лишь крепло убеждение: он последовал бы уже разыгранному сценарию. Он бы вновь применил эту плётку, ну, или пустил в ход тот нож для бумаги, что лежал на столе в гостиной, когда Прим перебирала прессу и письма. Ромуальд знал, что достаточно только приставить его к углу рта, пообещав нарисовать на лице Прим без помощи косметических средств или профессионального грима клоунскую улыбку, как она моментально забьётся в истерике, разрыдается и, скорее всего, пообещает более не проявлять инициативу. Но нож так и остался в планах, вместо него в ход пошла плеть. Хоть один вариант, хоть второй. Они не вписывались в политику пацифизма, а больше походили на сцену из триллера.

– Ты уже вернулся. Так быстро?

Ромуальд не оборачивался, продолжая сжимать пальцы на перекладине, подставляя лицо ветру и размышляя о своих многочисленных ошибках. О том, что склонен во многих случаях к необдуманным поступкам. О том, что по его вине страдают посторонние люди, и эта пресс-конференция, о которой он попросил у Челси – капля в море. Если Илайя возмутится и скажет, что их отношения – это не способ раскрутки и привлечения внимания к постановке, причём сделает это на повышенных тонах, вряд Ромуальд удивится. Негодование – вполне закономерная реакция. Понятно стремление сохранить всё в тайне, не привлекая к своим постельным делам многочисленных наблюдателей. Если он будет возражать, вполне реально отказаться от общения с журналистами, вместо этого правильнее всего будет отправиться к отцу и прямо сейчас озвучить своё нежелание принимать участие в новом сезоне балагана, именуемого мюзиклом. Впрочем… Ромуальд и не за роль бороться планировал. Ему хотелось обнажить истинные мотивы своих поступков, выставив Примроуз лгуньей и распределив акценты так, как им положено по статусу, а не так, как их разбросала одна предприимчивая особа.

Ромуальд слышал шорох газетных страниц. Илайя обратил внимание на свежую прессу, оставленную на журнальном столике. Вопросов более не последовало, в комнате установилась тишина. Илайя знакомился с содержанием статей.