Благословение небожителей. Том 1

Когда Саньлан услышал это имя, уголки его губ слегка дрогнули. Се Лянь не заметил этого и продолжил:

– У границы, где часто велись бои, жило много сирот, и, когда у меня выдавалось свободное время, я играл с ними. Одну такую сиротку… звали Баньюэ.

В сражениях с бандитами Се Лянь проявил себя отважным солдатом. Никто не осмеливался встать у него на пути – и даже рядом на всякий случай старались не появляться, – но в мирное время он, напротив, не мог дать никому отпор.

Однажды он развёл костёр у песчаной стены и готовил еду в собственном шлеме. Ветер разнёс запах похлёбки по округе; явились несколько раздражённых солдат и пинками опрокинули шлем. Расстроенный Се Лянь поднял его, как вдруг заметил чумазого ребёнка, который сидел на корточках позади него и, не обращая внимания на то, что обжигает себе руки, подбирал разбросанную по земле еду и пихал в рот. Се Лянь пришёл в ужас:

– Нет! Постой, дружок!

Как и следовало ожидать, от съеденного малышу стало дурно: у него началась рвота. Ребёнок расплакался, Се Лянь в испуге метнулся к нему и принялся отбирать испорченную еду, что оказалось весьма непросто: принц аж вспотел! Уставший и расстроенный, он сел на корточки и утёр лоб.

– С тобой всё будет хорошо, малыш… Прости! Ни за что не рассказывай об этом своим родителям и больше не ешь что попало с земли… Погоди, ты что это делаешь?!

Плачущий ребёнок опять попытался проглотить ком песка, а когда Се Лянь схватил его, то обнаружил, что живот у бедняги сейчас прилипнет к позвоночнику. Когда человек голоден настолько, он съест что угодно. Его будет рвать, он будет плакать, но продолжит давиться.

Принцу ничего не оставалось, как отдать девочке свои последние припасы, и впоследствии он часто замечал малышку неподалёку: она наблюдала за ним из тени.

Так Се Лянь познакомился с Баньюэ.

В его воспоминаниях она стояла, запрокинув голову и вцепившись в его рукав, грустная и в синяках. Дети из Баньюэ не принимали её, с ней соглашался играть только Се Лянь и ещё какой-то мальчик с юнъаньской границы, поэтому она вечно крутилась рядом с одним из них. Говорила девочка мало, зато понимала диалект Центральной равнины, и поэтому принц никак не мог понять, откуда она родом. Так или иначе, когда он увидел, что малышка совсем без пригляда, то просто позволил ей ходить за ним. В свободное время он учил её петь, драться, а иногда показывал фокусы, разбивая камень на своей груди, – и в итоге они поладили.

– Я считал, что «Баньюэ» в имени «советник Баньюэ» название государства, а это её имя, – сказал Се Лянь.

– Что было потом?.. – спросил Фу Яо.

– Потом… случилось почти то, что написано на мемориальной плите.

– Там говорится, что ты погиб, – после недолгого молчания сказал Саньлан.

При упоминании того памятника Се Лянь загрустил. Разве на подобных надгробиях не должны воспевать подвиги и добродетель, всячески приукрашивать заслуги человека, о котором хранят память? Мало того, что там сказано, как его без конца понижали в звании, зачем добавили про позорную смерть?!

Надо же было спрятаться от бури именно в той пещере! Когда Се Лянь дочитал до последней части, ему глаз поднимать не хотелось. Не будь с ним Саньлана, который тоже понимал письменность Баньюэ, принц бы сделал вид, что на плите нет никакого рассказа о его смерти. Если он сам не мог удержаться от улыбки, то чего уж о других говорить! Послушали, обсудили, осудили, похихикали – а он ещё просил их не смеяться. Очень обидно…

Се Лянь так старательно тёр переносицу, что та уже огнём горела. Он ответил:

– Ах, это. Ну разумеется, я не умер. Только сделал вид. – Фу Яо, похоже, не поверил, и Се Ляню пришлось пояснить: – На меня столько раз наступили – не мог же я встать и пойти как ни в чём не бывало.

По правде сказать, принц уже и сам не очень помнил, как именно он «погиб», – как не помнил и причины, по которой солдаты в тот раз сошлись в битве. Для него это всё было неважно и скучно: сражаться он не хотел. К тому моменту его так понизили в звании, что никто его не слушался. В разгар битвы, когда воинам застилала глаза кровавая пелена, Се Лянь выбежал вперёд, и на него с обеих сторон обрушились удары клинков.

Фу Яо, как обычно, высказал своё мнение:

– Должно быть, ты так всех достал, что они просто воспользовались случаем! Как вообще могло получиться, что едва тебя увидели, так сразу и порубили? Если знал, что тебя ненавидят, зачем полез? Да и хотел бы уклониться – уверен, уклонился бы!

Глава 28 Тёмный цветок, полюбивший ночь. В Яме осуждённых Часть пятая

– Я правда ничего не помню! – воскликнул Се Лянь.