Блаженны алчущие

Враги лежали бездвижно, вновь обретая имена, в которых больше не нуждались. Кудрявый мальчишка — Корин, бородач — Том. Одноглазый Жаннис. Мертвы, как и остальные, по-прежнему безымянные.

Убийца зарычал, призывая на поединок все силы ада, но в пустом доме не осталось демонов, кроме него самого.

Он был один. Больше ничего не стояло между ним и подвалом.

Вокруг — вспоротое мясо, кишки и кровь, изуродованные тела. Здесь как будто бесчинствовал дикий зверь. Нет, не просто зверь. Чудовище.

Чей-то смех нарушил тишину, а потом убийца понял, что смеется он сам, Кевин Грасс. Знать бы еще, над чем. Может, над тем, что мог бы прийти сюда на час раньше.

"Учитель должен был уже закончить…"

Он побрел по коридору, оставляя красные следы. Кровь пропитала его, своя и чужая, сочилась из пор, стекала по щекам, горячая, как слезы.

Вот и его меч, валяется в стороне, брошенный. Рукоять была влажной в его руке, но Кевин сжал ее крепко.

Накатила боль от порезов и ушибов, но сейчас она значила не больше, чем все остальное. Куда он идет? Ах, да. В подвал.

Ему давно уже было некого любить, не о ком заботиться, а теперь еще и некого ненавидеть. Черная пустота расползалась там, где горела его ненависть, единственное, что заставляло идти вперед.

Он не мог представить себе никакого завтра.

А потому не удивительно, что пошатнулся, оперевшись рукой об шершавую стену. На облупленной известке отпечаталась алая пятерня.

Еще несколько шагов. Они дались так тяжело, будто ноги разучились ходить.

Дверцу под лестницей Кевин заметил не сразу. Небольшая, облупленная, грубо сбитая из досок. Наверное, она вела в подвал. Что-то он там увидит?..

Прижавшись лбом к дереву двери, он слушал собственное дыхание. Вдох, два, три… Взялся за ручку, пытаясь открыть, но влажные от крови пальцы, ослабев, скользили по металлу.

Ну же. Всего один пинок. И в этой мучительной и нескончаемой истории будет поставлена точка. Разве ты не этого хотел?

Из-за двери донесся голос.

~*~*~*~

— Что ж. Задавайте свои вопросы.

Сосредоточиться оказалось непросто. Мысли разбегались, как спугнутые тараканы. Чокнутый убийца стоял перед ним в робе, запятнанной кровью, а в его руке блестел трехгранный кинжал.

В этом кинжале, нетерпеливо подрагивавшем, было больше жизни, чем в изможденном лице старика. Никакого кровожадного нетерпения, одна усталость. Филип почти видел, как он так же устало, со вздохом, перерезает ему глотку, а пока Филип захлебывается в последней агонии, шаркает за посудиной, чтобы начать собирать в нее кровь…

И это — человек, нагнавший страха на всю столицу, преступник, которого денно и нощно разыскивает тайная служба?

Вот и первый вопрос. — Объясните мне, если вы только хотели принести кого-то из моей семьи в жертву, зачем натравливать на нас чудовищ? И связаны ли вы как-то с андаргийцами?

Познающий долго не отвечал, уставившись на него с чем-то, смахивающим на изумление. — Вы что, правда думаете, что это все — мы?.. Вы, похоже, и впрямь ничего не понимаете, лорд Филип… Нет-нет, ваши так называемые заговорщики выполняют одну из сложных схем. Рисуют кровью знак, шесть, шесть, шесть, вот это вот. Такие заклинания есть и в моей книге — думаю, они завладели похожей, потому что двух одинаковых в мире не найти. А я и мои друзья не пытаемся открыть врата, зажечь обратное солнце, для наших нужд хватит и тех сил, которые можно вызвать заклинанием попроще. С осеннего равнодействия мы выполняем простую схему со страницы сто три, а кровавая луна стала знамением, что наши жертвы угодны богам. Жертвоприношение каждый день, тела оставляем в Башне, одном из священных мест, где поклонялись древним богам.

— Вы убивали по человеку каждый день?! — удивился Филип. И все это — прямо у него под носом!

Данеон вздохнул, покачав головой. — Я имел в виду магический день Ведающих, он был равен шести дням. Каждые шесть дней, так будет понятнее. Чему вас вообще учат в ваших академиях? Боги, лорд Филип, да вы правда невинны, как ягненок! — В глазах за стеклами очков читалась насмешка — и жалость. — Вы что же, в самом деле даже не знаете…

Филип перебил его — вдруг обожгло новое подозрение. — А моя мать? Уж не был ли мой отец слишком прав, обвиняя вас в ее смерти? Кто знает, как давно червь безумия прогрыз первую червоточину в мозгу Данеона?

Старик возмущенно фыркнул. — О, теперь и это моя вина? Я любил и почитал леди Филиппу!

— Почитали и любили — но не слишком ли сильно? Поговаривают, что моя мать многих одаривала своей благосклонностью. Быть может, вас она отвергла — и вы ей отомстили.