Услышав о гибели друзей, Данеон ахнул — но не разжал хватки. — Клянусь, еще шаг, и я убью его!
— А после этого я убью вас. И когда мы оба закончим, старикашка, этот мир станет лучше, — Грасс не двигался, только мускулы перекатывались на плечах, выдавая его нетерпение. — Ну так что? Эдак мы долго можем стоять — пока мне не надоест.
Присвист, с которым старик втягивал воздух, позволял мечтать, что он свалится с каким-нибудь приступом, желательно — замертво. Но голос его пока был тверд: — Бросьте меч.
Пожав плечами, Грасс уронил фламберг, приземлившийся с легким звоном. — Тебя это не спасет.
— А теперь — на колени!
Грасс не спеша повиновался, не отрывая спокойного, презрительного взгляда от Данеона. Сцепил руки за головой. На Филипа за это время он глянул только раз, мельком.
Филип не сомневался — без оружия, голыми руками, из любой позы, Кевин справится с сотней таких, как Данеон. Лишь бы тот хоть ненадолго отвел лезвие…
— А теперь, — приказал старик, — зажмурьтесь и громко считайте до ста!
Грасс едва заметно усмехнулся. — Раз. Два, — Пока он откусывал слово за словом, глаза его прожигали в Данеоне дыру.
— Я велел закрыть глаза!
— Давай так, — равнодушно предложил Грасс, — я считаю до тридцати, а ты там определяйся. А потом я встану, и мы закончим с этим — так или иначе.
Кевин зажмурился. Низкий голос отдавался от стен, будто тени считали вместе с ними:
Данеон не шевелился, только его руки предавали бившую старика нетерпеливую дрожь.
Чего он ждет?
— Сколько можно?! — не выдержал Филип. — Разрежьте мне путы, и мы выйдем отсюда, я буду вашим заложником.
— Тихо, — Ланцет прижался к губам, холодное обещание.
— Двадцать ТРИ, — Грасс будто отсчитывал удары, которые обрушит на того, кто это придумал. — Двадцать ПЯТЬ…
За спиной Грасса возник черный провал, словно тьма распахнула рот.
— Сзади! — заорал Филип что было сил, еще не веря в то, что происходит.
Увидел, как Кевин поднимается в развороте — стремительно, и все же недостаточно быстро.
А потом — блеск ланцета у глаз, тьма, и снова — гром.
Когда Кевин понял, что не успеет перехватить удар, у него был лишь краткий миг, чтобы удивиться. А потом прогремел выстрел. Вместо клинка, что рассек бы плечо, на него обрушилось тело. Кровь брызнула в глаза — опять! Фунтов под двести живого — пока еще — веса сбили его с ног, череп чуть не треснул от удара об камни.
Он не знал, что происходит, но все, что имело значение, это ноги Данеона впереди, ланцет, зависший в воздухе.
Кевин дернулся всем телом, вытягиваясь на полу, протянул руку — и пальцы сомкнулись на тощей лодыжке старика. Рванули.
Высоко вскрикнув, старик упал.
Придя в себя, Кевин тут же метнулся за мечом, готовый встретить любую угрозу. И так и остался сидеть на полу, сжимая оружие, в котором, кажется, не было надобности.
Перед ним, лицом вниз, растянулся человек с воронкой раны в спине и оружием в безжизненной руке — в нем Кевин не без труда признал сынка Данеона, Мора.
Вторая фигура застыла на верху лестницы — Боб Пайл! Дуло его пистоля еще дымилось, физиономия, даже в лучшие дни не отмеченная печатью ума, сейчас отражала уровень интеллекта, характерный для устриц.
Кевин начисто забыл про них обоих. — Пайл! Где ты, дери тебя черти, пропадал?
Он заставил себя подняться, чувствуя, как легкой предательской дрожью расползается по членам облегчение. Поставил сапог Данеону на грудь — теперь пусть попробует дернуться. Но старик лишь сипел, глотая воздух посиневшими губами.
— Да я того… того… — бормотал Пайл, еще не пришедший в себя.
— Это я и так знаю. Где ты был? — Кевин покосился назад, на Филипа. Вроде не ранен, только на шее остались красные черточки, следы поцелуев ланцета. Видок жуткий, как у ожившего покойничка — спутанные волосы, синева под мутными глазами, на подбородке запеклась кровь. Кевина уколола жалость пополам со злорадством. Даже Картморы, оказывается, могут выглядеть паршиво.
— Дык… Они поднесли мне чарочку, как обычно, — Ищейка слегка оживился при этом воспоминании. — Но меня ж того, предупредил Вашмилсть. Ничего сегодня не ешь и не пей в том доме, говорит, что-то про шестой день какой-то и тому подобное. А у него в башке паучок и все такое, ты знаешь, ну и я его послушал. Сделал вид, что выпил, а сам не пил, — с законной гордостью сообщил он. — А это что, уж не его ль лордство Филип наш Картмор?
Филип отвернулся, пряча лицо за упавшими кудрями, и Кевин непроизвольно встал так, чтобы загородить его. — Он самый, только не твоего это ума дело. Коли ты не пил, так куда пропал?