Бледный силуэт Луны

Интересно, подумалось внезапно, а девица Варечка, созналась ли другу Паше вчера в полночь, что бросила меня во Флоренции? И как она это объяснила, если созналась. Вообще-то вполне можно было звякнуть Паше в Москву среди ночи, прямо из средневековой Флоренции 12-того, кажется, столетия и со вкусом наябедничать на Варю. Но что взять с Эмилии, ей и в голову не пришло, ну да Бог с ней!

А что, если наоборот — иная мысль зашла ко мне, если Варечка подняла тревогу по полной форме, и предки сходят с ума, с перепугу позвонили Мише в Цюрих — мол, бедная Катя потерялась во Флоренции! Кстати, в голову не пришло, не только дурочке Эмилии, но и мне лично, что из Флоренции до Цюриха в принципе рукой подать, и можно было… Однако, стоит признать, что реальный и действующий супруг Миша-старший накануне не вспоминался ни при каких обстоятельствах. Что бы сие значило?

Все эти детали настоятельно требовали прояснения, доклада и кое-каких размышлений, однако для начала следовало доехать до отеля «Челлини» и с чувством спросить девицу Варечку, о чем она конкретно думала, бросая напарницу на произвол судьбы.

Наметивши вчерне план дальнейших действий, я бодро прибыла на венецианский вокзал, далее пересекла неприятную автостоянку перед первым каналом и оказалась в Венеции с обратной стороны. Перед моим взором в прямых лучах палящего солнца выявился заштатный городок, что-то вроде глухой окраины Сант-Петербурга, немножко зелени, убогие домишки, какие-то баржи на реке.

Войдя в Венецию с изнанки, я освоила новое впечатление, на моих глазах, вернее, по мере продвижения вглубь улиц, уездная Италия превращалась в полномасштабную сказку, в дивную Венецию. Утвердившись в мифическом состоянии, я оценила время, поняла, что успею к катеру, ходившему каждые полчаса, и предприняла прощание с Венецией по полной форме. А именно, прошла через каменный горбатый мостик над нефритовой водой, уселась на ступеньки в углу у моста, допила последние глотки из бутылки, а капли стряхнула в канал. Прощай дивная Венеция, мне было тут… (Какие-то немецкие туристы навели на меня камеру, посчитав за принадлежность городского пейзажа. Пусть любуются у себя в Гамбурге или в Мюнхене, мне не жалко остаться в чужом фильме частью Венеции наряду с гондолами и львом святого Марка.) Сказав последнее «прости» дивному городу, я поспешила по узким улочкам и мостам сквозь тесный лабиринт улиц к водам зеленой лагуны. К пристани подплывал медлительный речной трамвайчик, почти как по заказу.

Прокатившись в прощальный раз на носу катера через Лидо к Пунто Собьони, где ждал городской автобус, я села и покатилась по наезжженной дороге в приморскую часть городка Езоло, где ждал меня покинутый отель «Челлини». Странное дело, чем ближе я оказывалась к пункту назначения, тем более неуместные чувства мною овладевали. Я казалась себе блудной дочерью, вернувшейся домой из долгих странствий. Откуда что взялось? «Одиссей возвратился домой — пространством и временем полный» — как написал поэт Осип Мандельштам. Хотя, видит Бог — какой мне дом отель «Челлини» в курортном местечке Лидо ди Езоло?

Но тем не менее, когда автобус миновал аквапарк с вышками и въехал в предместье курорта, где тесно толпились виллы и отели, мне просто-таки захотелось петь от полноты чувств! И я запела в полный голос. Когда вышла из автобуса на площади Драго и вступила на пустую послеполуденную улицу, ведущую к отелю «Челлини». Шла походным шагом мимо замерших в зное вилл, некому было слушать, слава Богу, вот тогда я пела, самым неподобающим образом!

«Матросы мне пели про остров, где растет голубой тюльпан!» — громко и старательно я исполняла очередной романс Вертинского, наигранный на пластинку, утерянную множество лет назад. — «Он большим отличается ростом — он огромный и злой великан!»

Если бы кто-то спросил, отчего я выбрала эту тематику, откуда взялся голубой тюльпан вкупе с поющими матросами, я бы встала в тупик, ни одной нужной ассоциации не нашлось бы. Но тем не менее.

«Смеялись вокруг гитариста, гитара уплыла вдаль!» — я шла по пустой улице, приближаясь к отелю, и выводила трели, уже ничего не стесняясь. — «Матросы запели мне про птицу, которой несчастных жаль! У нее стеклянные перья и слуга — седой попугай! Она открывает двери — матросам, попавшим в рай! Тирьям-пам-пам! Пам-пам! Пам-пам!»

Последний «Тирьям-пам-пам!» пришелся на конец узкого проулка, ведущего к отелю «Челлини», и мне удалось-таки вовремя остановиться. Иначе я просто не знаю, как потом смотрела бы людям в глаза. Вернулась, идиотка, далеко за полдень после крутого загула и горланит песни на всю округу. Ну в точности, как пьяный матрос на берегу!

«Как грустно на свете этом одной только песнею жить. Я больше не буду поэтом — я в море хочу уплыть! Тирьям-пам-пам! Пам-пам!»

(А не была ли эта пятиминутка лучшей в моей жизни?)

5.