Бледный силуэт Луны

— У нее брат неродной повесился, Зибер из Пожарского, только сейчас узнала, — толковала Засеева приятному толстому брюнету, вдруг оказавшемуся около меня. — Ты уж съезди с ней, голубчик Халилов, вот бумажки, помоги ей с моргом и похоронами, она поблагодарит. Сейчас сам видишь — вне компетенции, еще в коридоре у нас свалится. Порода у них хлипкая, одно слово — немцы.

Все это шло ко мне, как сквозь вату, но мушки разлетелись, и картинка с Халиловым (кто он такой — неясно) выглядела на редкость чётко.

— Какие же немцы, если она Малышева и Дмитриевна, — вступился за меня Халилов. — Просто женщина тонкая, деликатная, погода жаркая. Пойдемте, я вам все сделаю в лучшем виде, не волнуйтесь.

Дальнейшие передвижения в машине Халилова и его действия по части похоронного ритуала мне остались практически неизвестны. Я ехала, куда везут, делала, что говорят, водитель изредка со мной советовался, но особо себя не утруждал. В любом случае я с ним соглашалась, платила деньги, подписывала бумаги, сидела в каких-то коридорах, а на вопросы в кабинетах отвечал Халилов. Что мы побывали в морге, я узнала, только когда оттуда уехали. Деликатный Халилов меня даже близко не подпустил к страшному заведению, оставил сидеть в машине и приоткрыл форточку. В том усматривался резон — а если бы она, то бишь я, свалилась?

У моего дома я презентовала казенному Вергилию бумажку в сто баксов (о том не стесняясь прошептала Засеева, провожая меня на выход), и мы с ним расстались в самых лучших отношениях. В обмен на купюру Халилов выдал четкую памятку, там было написано, где и как состоятся похороны. Через три дня.

Глава тринадцатая (№ 13)

(печальная и ужасная, но с сюрпризом)

Все три дня до похорон парадом командовала кузина Ирочка, у нее обнаружились внутренние ресурсы и даже какая-то энергия.

— Ой, Катька, ужас-то какой! — отозвалась кузина тем вечером, когда срочно примчалась ко мне. — Никогда бы не подумала! Ой, как тебе худо пришлось, бедная ты моя змейка! Сейчас я сбегаю, надо снять стресс, заодно и помянем беднягу. Что же это он учудил! Ну, никак не верится.

Она же, Ирочка распорядилась деталями, упущенными Халиловым, съездила в похоронное бюро и сдала туда не новый, но приличный костюм, ранее принадлежавший её мужу Борису.

— Не будем мелочиться, но Борьке — ни слова! — определила Ирочка. — Я ему потом что-нибудь совру, скажем, что в чистке испортили или потеряли.

После краткого совещания мы с Ирочкой решили обойтись своими силами и бабушек с детьми на похороны не возить, вот уж ни к чему. А чтобы мама и тётя Рита не вздумали настаивать, то и сообщить им решили после церемонии.

— Конечно, это не по-христиански, утаивать от родных, точнее, троюродных тёток похороны племянника — рассуждала вслух Ирочка, а я не возражала. — Однако христианство запрещает накладывать на себя руки, потом пускай молятся, сколько угодно. У них, кстати, пункт образовался по церковной части, ты в курсе? И вообще могут запросить панихиду, а этого им никто не позволит, потому что самоубийство. К тому же с них станется парней привезти, и ведь не переспоришь. Твой-то маленький, не поймет ничего, а Славке будет не очень, он впечатлительный. Обойдутся наши бабули без панихиды и без похорон, так будет гуманнее.

Поминок решили вовсе не устраивать, потому что не для кого, а насчет места на кладбище — вот пускай займутся бабули в положенное время, это будет их вклад в печальное дело. Насчет тетушек Марты и Эрики у нас возникли небольшие разногласия. Ирочка думала, что надо послать телеграмму, но я просила ее подождать до похорон, ничем существенным своего мнения не объясняя. Кузина слегка поколебалась, но потом уступила, какая тетушкам, собственно, разница? Когда узнают, тогда и узнают — зачем торопиться с таким делом?

У меня были основания повременить, но сообщать их Ирочке я не решилась. Во-первых, потому что история с телеграммой так и осталась для нее тайной, во-вторых, потому что объяснить ничего не сумела бы, а в третьих, сама не понимала, что следовало объяснить. Сквозь общий мрак прорывались даже не соображения, а какие-то догадки с домыслами. Ирке было легче, Сергея она знала меньше, к нашим поискам относилась проще, для нее похороны стали тяжелым, но важным делом, заслонившим ужасный факт внезапной смерти кузена. А мне простые дела и мысли не давались никак, все мешалось. Фатальное и ужасное совпадение текстов из загробной телеграммы и предсмертной записки, нелепая фраза «никому не говори», меня просто преследовала. Может быть поэтому я Ирочке ничего не говорила, зато исправно смотрела свой почтовый ящик, но не находила там ничего.