Бледный силуэт Луны

Я гнала от себя мысли о нелепой телеграмме, потому что она оправдалась совершенно ужасно, но иногда урывками думала о ней. «Не спеши на похороны» — и я ждала дня похорон с дополнительным содроганием. К тому же, если бы я стала думать о телеграмме, то прямым результатом явился бы визит к прокурору, что мне предлагала Засеева. Телеграмма не укладывалась в версию о самоубийстве, потому что мне сообщали о несчастье и похоронах. И кто это был? Или напрашивалась другая версия, тоже неприемлемая: Сергей сделал что-то такое, чего не смог себе простить, и в результате… Нет, ничего подобного я думать не желала, твердила «никому не говори», «смотри почту» и черпала в этих нелепицах не то, чтобы надежды, а нечто вроде указаний. И запрещала Ирочке слать телеграмму в Швейцарию.

Почтовое уведомление о посылке я вынула из ящика в день похорон, непосредственно на них собравшись. Уже при «гробовой змее», с букетом белых лилий, припасенных загодя, я спускалась по лестнице пешком и по дороге открыла ящик почти что машинально. Там лежала карточка с уведомлением, что мне пришла посылка в 3 кг весом. За любым другим получением я, разумеется, зашла бы по дороге, время позволяло, но посылка в три килограмма… Нести ее домой времени не было, везти с собой на кремацию — ну уж это совсем! Но факт прибытия почты взволновал меня до крайности. Я отчего-то была уверена, что мне прислан альбом тети Кристины, но кто его послал?

«Тот, кто слал телеграмму» — гласил точный, хотя безграмотный ответ, и меня он вводил в смущение, доходящее до дрожи. Все внутри раскачивалось и прыгало, вероятное мешалось с невероятным, я ехала в метро, в автобусах, на маршрутном «автолайне», вынимала почтовую карточку, смотрела на нее, как баран на ворота. вынимала другие бумажки, в частности свидетельство о смерти и даже ту самую телеграмму. Все у меня смешалось в голове, как в «гробовой» сумке. Что-то там удивляло и даже волновало, но что именно, никак цепляло, мозги отказывались служить, а я ехала и ехала!

Ну просто черт знает где обосновалась частная похоронная контора, спасибо заботливому Халилову, он сэкономил нам много денег, но не времени. Еще и букет с белыми лилиями доставлял заботы самого странного свойства. Я не учла, покупая охапку лилий, что рядом с цветами на стеблях были бутоны, и в дороге они стали распускаться один за другим. Было шесть траурных лилий — четное число, вдруг стало семь, потом восемь, а около похоронной конторы их уже насчитывалось девять. Я просто замаялась считать цветы и бутоны, хотела обрывать лишние, но потом раздумала, такое занятие в транспорте не лезло ни в одни ворота. Так и пришла в ритуальный дом скорби с неподходящим букетом и в полном разброде мыслей.

Ирка ждала у входа, вот-вот должна была начаться церемония, я забыла про лилии и встала по другую сторону массивных дверей. Они были плотно закрыты, мы вдвоём стояли по бокам, как часовые у Мавзолея.

— Валерьянка у тебя есть? — заботливо осведомилась Ирочка. — Выпила?

— Не догадалась, — ответила я тихо. — Но знаешь, Ирочка, видишь ли…

Ирочка не стала меня слушать, забрала справку о смерти, сложила бумаги в пачку и пошла в контору за угол. Оказывается, ей надо надо было заплатить за урну и выбрать из предложенного ассортимента, меня она решила избавить от последней докуки. И вот, стоя под гробовыми дверями, я стала внезапно соображать и догадываться. Когда Ирина вернулась вместе со справкой, я спросила с волнением, какое число там проставлено, а сама комкала в руке телеграмму — что-то дошло наконец.

— Какая разница? — безмерно удивилась Ирочка. — Ну двадцатое…

— Тогда ничему не удивляйся, — сказала я почти грубо. — И не вздумай голосить!

Ирка открыла рот, что-то хотела сказать, но тут дверь растворилась, и нас пригласили в похоронный зал. Там в цветах и лентах на постаменте стоял гроб, мы приблизились под музыку. И обе чуть не сели на пол, оказалось, что я тоже не подготовлена к зрелищу. «Если телеграмма была от Сергея, то кого мы сейчас хороним?» — преследовало меня всю дорогу нелепое рассуждение, но я вовсе не надеялась получить какой-либо ответ. Даже отдалённо не представляла, что он вообще может быть!

Служительница произносила какие-то слова, а мы с Иркой глазели на покойника в полнейшем оцепенении.

— Катя, ведь это не он, — беззвучно прошептала Ирочка. — Кто это?

— Потом скажу, молчи, — так же неслышно ответила я.

В гробу, в Борькином костюме среди цветов и лент лежал вовсе не кузен Сергей, а профессор Глеб Кузьмицкий. Умереть самой и не встать! Во всяком случае, лицо покойника больше всего напоминало Вариного дядю, если я правильно запомнила. Во сне и наяву! Тот же выпуклый лоб, мясистые губы, все синеватое, оцепенелое, но вполне узнаваемое. Явно подкрашенное. Или у меня случились полномасштабные объемные глюки. А у Ирки — что, тоже глюки, скажите на милость?

— Родные и близкие, пора прощаться с дорогим человеком Сергеем Зибером, — на редкость проникновенно напомнила распорядительница. — Подойдите, положите ваши цветы, попрощайтесь с ним.