Блестящая будущность

— Если вы думаете, миссъ Гавишамъ, о томъ, что вы сдлали злого относительно меня, то позвольте мн отвтить. Очень мало. Я бы, все равно, полюбилъ Эстеллу, гд бы ее не встртилъ… Она вышла замужъ?

— Да.

Вопросъ былъ лишній, такъ какъ полное запустніе въ этомъ заброшенномъ дом, ясно говорило, что ея здсь нтъ.

Миссъ Гавишамъ продолжала стонать:

— Что я сдлала! Что я сдлала! — шептала она, ломая руки; сдые волосы ея растрепались и падали на лобъ неровными прядями.

— Пока я не увидла въ вашемъ лиц, точно въ зеркал, всего то, что я, когда-то, сама испытала, я не понимала, сколько я сдлала дурного. Что я сдлала! Что я сдлала!

И такъ вскрикивала она двадцать, пятьдесятъ разъ сряду.

— Миссъ Гавишамъ, — сказалъ я, когда крики ея затихли, — меня вы можете спокойно устранить изъ вашихъ думъ и заботъ. Но Эстелла другое дло, и если вы можете хоть слегка исправить зло, какое вы причинили ей тмъ, что испортили ея сердце, то это будетъ лучше, чмъ оплакивать непоправимое прошлое.

— Да, да, я знаю это. Но, Пипъ, дорогой мой! Поврьте мн: когда ее только что привезли ко мн, я думала только объ одномъ — спасти ее отъ того несчастія, какое испытала я; ни о чемъ другомъ я не помышляла; но, по мр того, какъ Эстелла росла и становилась красавицей, я постепенно ухудшала дло и своими похвалами и нравоученіями лишила ее сердца и вложила вмсто него кусокъ льда.

— Чье дитя Эстелла?

Она покачала головой.

— Вы не знаете?

Она опять покачала головой.

— М-ръ Джагерсъ привезъ ее или прислалъ сюда?

— Онъ привезъ ее сюда.

— Могу я спросить, сколько ей было тогда лтъ?

— Два или три года. Она ничего о себ не знаетъ, кром того, что осталась сиротой и я приняла ее вмсто дочери.

Я былъ такъ убжденъ въ томъ, что прислуга Джагерса — ея мать, что мн не требовалось больше доказательствъ для того, чтобы укрпить свое предположеніе.

На что могъ я надяться, продолжая сидть около миссъ Гавишамъ? Мн удалось обезпечить Герберта, миссъ Гавишамъ сказала мн все, что знала объ Эстелл, я сказалъ и сдлалъ все, что могъ, чтобы успокоить ея душу.

Теперь все было сказано, и мы разстались.

Сумерки сгущались, когда я спустился по лстниц и вышелъ на дворъ. Я сказалъ женщин, отворившей мн ворота, что хочу побродить здсь, прежде чмъ уйти. У меня было предчувствіе, что я никогда больше сюда не вернусь.

Побродивъ но двору и по саду, я, остановился въ нершительности не зная, позвать ли мн женщину, чтобы она меня выпустила изъ воротъ, ключъ отъ которыхъ былъ у нея, или еще разъ подняться наверхъ и поглядть самому, все ли благополучно у миссъ Гавишамъ, посл того, какъ я ее оставилъ.

Я выбралъ послднее и поднялся наверхъ.

Я заглянулъ въ ту комнату, гд ее оставилъ, и увидлъ, что она сидитъ на оборванномъ кресл, около камина, спиной ко мн. Въ ту минуту, какъ я уже собирался тихонько уходить, я замтилъ большую полосу пламени. И въ тотъ же самый мигъ, миссъ Гавишамъ бросилась ко мн, вся объятая пламенемъ.

На мн было большое пальто съ двойнымъ воротникомъ, а на рук висло другое толстое пальто. Я снялъ ихъ, набросилъ на нее и завернулъ ее какъ можно крпче, затмъ схватилъ большую суконную скатерть со стола, и мы стали кататься по полу, борясь другъ съ другомъ, точно отчаянные враги.

Чмъ крпче я завертывалъ ее, тмъ яростне кричала она и старалась освободиться; я длалъ все, что могъ, не отдавая себ отчета, безсознательно, пока не понялъ, что мы находимся на полу, подъ большимъ столомъ, и что въ дымномъ воздух носятся полуобгорлые клочья того, что за минуту было ея подвнечнымъ нарядомъ.

Тогда я оглядлся и увидлъ встревоженныхъ таракановъ и пауковъ, бгавшихъ по полу, и слугъ, сбжавшихся съ громкими криками. Я все еще насильно удерживалъ ее въ своихъ рукахъ, точно узника, который можетъ убжать; и я сомнваюсь, сознавали ли я и она, зачмъ мы боремся, и то, что она охвачена пламенемъ. Наконецъ оно погасло, и я увидлъ обгорлыя клочья ея платья, которые больше не свтились, но падали вокругъ насъ чернымъ дождемъ.

Она была безъ чувствъ, и я не позволилъ ее трогать. Послали за докторомъ, а я держалъ ее все время, точно боялся, что если я ее выпущу, то огонь снова вспыхнетъ, и она сгоритъ. Когда я приподнялся съ полу по прибытіи врача, то былъ удивленъ, замтивъ, что об мои руки обожжены.

Осмотрвъ миссъ Гавишамъ, докторъ ршилъ, что ожоги хотя и серьезные, по сами по себ не представляютъ опасности; опасность заключается главнымъ образомъ въ нервномъ потрясеніи. Разспросивъ прислугу, я узналъ, что Эстелла находится въ Париж, и взялъ слово съ доктора, что онъ напишетъ ей съ первой же почтой. Семью миссъ Гавишамь я взялся извстить самъ, намреваясь увдомить одного только м-ра Матью Покета и предоставить ему, если онъ сочтетъ нужнымъ, извстить остальныхъ. Я такъ и сдлалъ на слдующій же день, черезъ Герберта, какъ только вернулся въ Лондонъ.

ГЛАВА XVI

Руки мои были перевязаны. Лвая рука обгорла до локтя довольно сильно; выше локтя до плеча ожоги были слабе: мн было очень больно, но я былъ благодаренъ, что не случилось худшаго. Волосы мои тоже обгорли, но голова и лицо были невредимы.