Ближе, чем ты думаешь

— В общем, нет, это пока мои домыслы. С.М.Э. говорил, что травмы на его теле были нанесены тупым предметом, так что решение вроде бы напрашивается само собой. Мол, если ранений была бы всего пара, то он смог бы дать более точные сведения. Но череп Кодури был просто раскрошен, так что теперь вряд ли удастся точно определить, что именно послужило орудием убийства. Но Коко-мама по-любому не осталась перед ним в долгу.

— Если только это была она, — Эми буквально распирало.

— А кто еще, по-твоему, мог это сделать?

— Вот тут и зарыта собака. Мы должны не просто доказать, что это она: пусть нам придется вывернуться на изнанку, но мы должны железно обосновать то, что рассмотрели все возможные варианты. Дело очень серьезное, и она запросто может получить не одного, а двух адвокатов. После того как ее осудят, апелляция будет подана в Верховный суд автоматом. Заметь, в Вирджинии полно адвокатов, протестующих против смертной казни. Какой-нибудь умник обязательно сумеет найти способ вывести это дело на федеральный уровень, так что апелляции потом посыплются одна за другой. То, что мы сделаем в ближайшие две недели, следующие десять лет будет по косточкам разбираться такими людьми, о которых мы и представления не имеем. Так что нам нужно быть железно уверенными в каждом своем шаге.

— Понимаю, понимаю. Вот поэтому у меня под рукой достаточно ребят, которые именно по этой причине занимаются, так сказать, дикой охотой. Кстати, мы проверили записи с камер, установленных на кладбище, правда, не могу похвастаться, что оттуда удалось что-то вытянуть. В «Говард Джонсон» — там, где останавливался Кодури — у нас есть и свои детективы, и несколько вольнонаемных парней. Они изо всех сил роют его комнату на предмет отпечатков и прочего. К тому же мы шерстим все кладбище, пытаясь найти орудие убийства, и опрашиваем всех, кто мог там хоть что-нибудь увидеть прошлой ночью. Если вдруг обнаружится, что во всем этом замешан кто-то другой, клянусь тебе, мы не станем молчать.

— Спасибо, — сказала Эми. — Держи меня в курсе, хорошо?

— Не волнуйся.

Что-то в словах шерифа округа Огаста все же не давало ей покоя, когда она повесила трубку. К подозрениям насчет самого Пауэрса и его подручных это не имело отношения — она смогла (почти) выбросить их из головы. Полученный тяжелым трудом опыт подсказывал ей: ничто не приводит к бо́льшим ошибкам, чем расследование, которое ведут слишком уверенные в своей правоте люди, особенно следователь, считающий, что уже получил ответы на все вопросы.

Глава 46

Весь следующий день, пока дотошные представители шерифа перебрасывали меня с рук на руки, я старалась все отрицать.

Пусть даже меня и постоянно обвиняли, хоть и ошибочно, в каких-то жутких преступлениях, я продолжала верить, что скоро произойдет нечто, благодаря чему с меня снимут обвинения. Может, найдутся вещественные доказательства, которые помогут изобличить настоящего убийцу. Или на сцену выйдет новый свидетель. А кто-нибудь поумнее остальных — может быть, этим кем-то будет Эми Кайе — наконец выяснит, как же на самом деле все обстоит.

Хоть что-нибудь ведь должно было произойти.

Пока я сидела в штаб-квартире шерифа, мне разрешили коротко повидаться с мистером Ханиуэллом. Я сказала ему, что не имею ни малейшего представления о том, как Ричард Кодури нашел свою смерть. В девять часов я уже была дома, одинокая и сонная; впрочем, в моей ситуации это никак не помогало. Вот бы позвонил Маркус и опять предложил заказать тайскую еду…

Я спросила мистера Ханиуэлла, не мог ли он обратиться к Бобби Рэю Уолтерсу, чтобы засвидетельствовать видеозапись того, как я ехала по дороге, ведущей к моему дому, а потом не уезжала оттуда всю ночь. Разве эта запись не подтвердила бы мой рассказ?

Но нет. Мистер Ханиуэлл отметил, что видео, на котором была видна только часть подъездной дорожки, недостаточно для того, чтобы подтвердить: я не покидала свой дом пешком или как-нибудь иначе. Так что, какой бы паранойей ни страдал Бобби Рэй, все его съемки мне не помогли бы.

Потом мистер Ханиуэлл сказал, что, даже имей я железное алиби, меня все равно будут держать под прицелом. Обвинитель продолжал бы утверждать, что я была наркодилершей, связанной с обширной преступной сетью, то есть таким человеком, которому было раз плюнуть заказать чье-то убийство. Так что закон в любом случае одинаково отнесется ко мне, и неважно, сама ли я совершила преступление или заплатила кому-то другому, чтобы он это сделал.

Обвинение, так или иначе, должно быть мотивировано: получается, раз у меня была веская причина прикончить Ричарда Кодури, я автоматически становилась виновной.

Вскоре меня отправили в магистрат, а оттуда почти без промедления — в региональную тюрьму Мидл-Ривер. Похоже, дела мои стали совсем плохи — я уже настолько хорошо понимала происходящее, что даже знала, что последует дальше: сдача личных вещей, подписание неких документов (хотела я того или нет), передача меня из одних рук в другие.

Даже унижение от того, что мне засовывали пальцы туда, куда только возможно, начинало казаться рутиной.