Ближе, чем ты думаешь

После того как надо мной в очередной раз как следует поизмывались, меня снова облачили в оранжевую робу. Я была уже готова к тому, что снова стану широко известной заключенной, причем не в приятном смысле: сокамерницы наверняка станут издеваться надо мной гораздо сильнее, ведь они наверняка уже знают гораздо больше о смерти Ричарда Кодури, чем я.

Надсмотрщик уверенно нацепил на меня наручники. Мы шли по коридору и достигли той точки, на которой я — мне это было уже известно — должна была повернуть направо.

Вместо этого он толкнул меня влево.

— Куда мы идем? — спросила я.

— В одиночку, — холодно ответил он.

Одиночное заключение. Также известное как карцер. Мне уже доводилось слышать, что подобным образом заключенных наказывают за плохое поведение. Подразумевались под этим двадцать три часа одиночества в сутки, к тому же вы не могли посещать библиотеку и пользоваться теми немногочисленными свободами, которые давала тюрьма. А ведь именно эти маленькие свободы хоть как-то скрашивали тюремную жизнь.

— В одиночку? За что? Ничего такого я не делала, — заговорила я, пытаясь справиться с растущей во мне паникой.

Этот паренек хмыкнул.

— Я не в курсе.

— Стой, погоди, — взмолилась я. — Меня же только обвинили. Они же ничего не смогли доказать. Я не делала этого!

Но меня уже толкали в спину по этому странному коридору.

— Не сомневаюсь, — сказал он. — Знаешь, все, что мне известно, — начальник приказал отправить тебя в карцер, там ты будешь в полной безопасности и под защитой.

— Под защитой? От кого?

Тот снова рассмеялся.

— Защищать будут не тебя. Защищать будут от тебя всех здешних обитателей. Ничего, привыкнешь. Раз тебя осудили — посидишь в карцере. В смысле, в камере смертников.

От слов «камера смертников» у меня ушла земля из-под ног. Кровь, казалось, совершенно отлила от головы, а ноги перестали слушаться. Я почувствовала, что падаю на пол. Потом, как в тумане, услышала, что этот достойный представитель исправительного учреждения зовет на помощь медиков.

Выходит, меня уже принимали не просто за наркоторговку. Я стала настоящим монстром, безжалостной убийцей, и мое вопиющее пренебрежение к закону привело меня на путь, ведущий к смертной казни.

Пятилетним сроком уже и приблизительно не пахло. Выходит, остаток своей жизни я проведу как корова, которую ведут на бойню.

Я могла потратить несколько лет, взывая к правосудию. А может, мне отведут гораздо меньше времени. Где-то я читала, что в Техасе происходит больше всего казней, но в Вирджинии этот процесс совершается значительно быстрее. Благодаря упрощенной подаче апелляции переход от обвинения к наказанию опережает здесь любую другую часть страны. Внезапно время для меня словно растянулось. Оно шло и быстро, и медленно.

Но, как бы то ни было, теперь я навсегда останусь не просто Мелани Баррик, а печально известной убийцей. И все, что Алекс когда-либо сможет узнать о своей ужасной матери от добропорядочных граждан: судей, прокуроров и присяжных, — это то, что они вынесли решение, что мир станет лучше, если меня казнят.

Никогда больше я не встречусь с ним, пусть даже под чьим-то надзором, поскольку мои права на него как биологической матери оказались аннулированы. Социальные службы не разрешают детям посещать камеру смертников, а Департамент исправительных учреждений не позволит мне сделать ни шагу оттуда.

Но я смело шагнула бы в вырытую для меня могилу, если бы могла еще хоть раз обнять Алекса.

Глава 47

Решение по делу судья Роббинс вынес первым, утром в понедельник.

Ходатайство об отмене ордера на обыск в деле Содружество против Баррик было решительно отклонено. По мнению судьи, в данном случае закону было все равно, солгал ли конфиденциальный информатор или нет: в любом случае он уже испустил дух. Ордер же был выдан на основании принятых под присягой показаний в присутствии представителей офиса шерифа. Пока им доверяли, а для обратного никаких оснований не было, не возникало и весомого прецедента для отмены ордера.

В проведении повторного слушания тоже никакой необходимости не было. Показания покойного Ричарда Кодури были признаны юридически несущественными.

Через несколько минут после того, как Эми Кайе получила по электронной почте соответствующее уведомление, ей пришло письмо от секретаря судьи, в котором напоминалось, что судебное разбирательство по-прежнему назначено на 9 апреля. В случае, если заинтересованное лицо не получило такого уведомления, по решению судьи процесс состоится с участием Кодури или без оного.

Эми пыталась переварить последствия такого решения: может быть, допущенная ошибка могла быть обратима, а решение впоследствии и обжаловано; и тут в дверях ее кабинета возник Аарон Дэнсби, лучась бодростью.

— Привет! — восторженно изрек он.

— Привет, — ответила Эми, потрясенная тем фактом, что он уже во второй понедельник за месяц появился на работе.

— Ты уже знаешь, какое решение приняли по делу Коко-мамы?

— Конечно. А ты? — сказала она недоверчиво. Она не могла вспомнить, когда в последний раз Дэнсби более или менее имел представление о сути решений по ходатайству защиты.