Ближе, чем ты думаешь

Очевидно, он желал заполучить ребенка. Но ведь должны быть и более простые способы усыновления. Что и приводило меня к новому вопросу, который окончательно сбивал с толку: почему именно Алекс?

Кто-то случайно выбрал здорового белого мальчика и начал добиваться его отчуждения? А может, причиной было приличное образование его матери (поэтому, как он, возможно, думал, ребенок унаследует хороший интеллект) и ее бедность (так что, если ее подставят, она не сможет ничего предпринять)? А может, в Алексе была какая-то особенная черта, которую этот человек ценил превыше всего?

Ни у меня, ни у Тедди или Венди не находилось ответов на все эти вопросы.

К тому времени, когда мы выехали на дорожку, ведущую к моему дому, уже темнело. И как же я была удивлена, заметив, как фары пикапа Тедди выхватили припаркованный там седан, который мне был совершенно не знаком.

— Кто это? — спросил Тедди.

— Без понятия, — ответила я.

Мы остановились. Я выпрыгнула из грузовичка.

Почти одновременно со мной из той машины вышли двое: мужчина со стороны водителя, женщина со стороны пассажира. И направились к нам.

Как только их лица стали видны отчетливо, у меня подкосились ноги. Пришлось прислониться к борту пикапа, чтобы не упасть.

Они выглядели как постаревшие двойники тех, кого я знала когда-то очень давно, в другой жизни. Черты их лиц истончились и сморщились, а каждое движение, похоже, давалось им с трудом.

Но, конечно, я их узнала. Бывают такие лица, которые не забываешь, как бы тебе этого ни хотелось.

На мгновение они замерли, неловко улыбаясь. А я даже не знала, броситься ли мне с криком «прочь», потребовать, чтобы они немедленно уехали, или даже попросить Тедди задавить их своим пикапом.

И тогда моя мама сказала:

— Привет, тыковка. Мы так по тебе скучали.

Глава 37

Человеку трудно привести свои мысли в порядок, если он только что вынюхал две дорожки кокаина и жаждал третьей.

— Что за хрень это такая? — думал Слэш, идя, опустив голову, прочь от «Харди».

Затем он спросил себя: «А что, если они действительно могут сообразить пять штук? Может, стоит вернуться?»

Заманчивое предложение, если честно. Работенка, которую он провернул с той мадам и о чем теперь вопили все газеты, была не особо трудной. Как-то ночью он спер ее телефон. Тот тип, который нанял его, точно сообщил, где его искать. А потом, на следующий день, он вернулся в тот дом, чтобы подбросить наркоту.

Всего несколько часов там и сям — и вот у тебя пять штук и куча кокса.

А вдруг и там так же легко выгорит? Что, если тот тип и горяченькая сучка Венди могли действительно организовать такое дельце?

Да нет. Слэш нутром чуял подвох. Зачем им понадобилось его имя? И почему они не платят наличкой, как все?

Он почти чувствовал, что это дело пахнет жареным, а зачем ему такое? Он уже сидел, и возвращаться на зону у него не было ни малейшего желания. За все то время, когда он занимался сомнительными делишками, он получил только один приговор — и то условно, подумаешь, разок промахнулся.

Правда, хороших деньжат ему срубить весьма хотелось. Вроде бы дело обстояло так: денек потрудишься — и вот тебе пачка стодолларовых бумажек. Но, похоже, не стоит рисковать даже из-за такого солидного куша.

Слэшу не давала покоя мысль о том, что Венди и тот парень могут наблюдать за ним или даже пытаться преследовать. Вдруг ему в голову пришла блестящая идея: пройти мимо здания отеля «Говард Джонсон», пока он окончательно не скроется из виду. Затем он вернулся, пройдя с другой стороны, и поднялся по лестнице в комнату 307.

Он пробыл там больше недели, смотрел HBO, насыпал и вынюхивал дорожки, — словом, культурно проводил вынужденный уединенный досуг, вывесив на дверь табличку «Не беспокоить». Он выходил, чтобы прикупить чего-нибудь, а потом возвращался назад, и праздник продолжался. Слэш недавно сорвал самый большой куш в своей жизни и теперь вовсю этим наслаждался.

Потому что, чувак, если вспомнить времена ночевок в «Миссии» или то, как ему доводилось спать в лесу, то балдеть в номере в «Говард Джонсон» было просто раем. Классная крыша над головой. Мягкая кровать, чтобы спать. Никто не орет на тебя, что ты удолбался, не надо тащить свой зад в какую-нибудь контору по утрам. И никто не галдит тебе про Иисуса.

Войдя в комнату, он надел цепочку на дверь: ему вдруг страшно захотелось проверить, как там поживают его запасы. Он вынул свою заначку из тайника.

Сначала он пытался сообразить, сколько же всего снюхал, пытаясь оставаться в пределах своей нормы. Скажем, восемь дорожек в день, не больше. Ну ладно, может, двенадцать. Или шестнадцать, но это уже край, всё.

Вообще в последнее время он как-то перестал за этим следить. Ну, была еще пара дамочек, с которыми он развлекался, и…

Подождите-ка. Разве это все, что осталось? А куда же делось остальное?