Ближе, чем ты думаешь

— Помолчи, Билли. Я не с тобой сейчас разговариваю, — сказал Роббинс и вновь уставился на меня. — Вам все понятно, мадам?

— Да, сэр, — сказала я в третий раз. А что еще я могла сказать?

— Хорошо. А сейчас… — произнес он и стал что-то искать на своем столе. — Ага. Вот оно. Итак, конфиденциальный информатор. Миссис Кайе была так любезна, что распечатала для нас его послужной список. Естественно, это не мальчик из церковного хора.

Такие подобными делами не занимаются. Однако рассматривать мы будем только те его действия, которые он предпринял в отношении данного дела. Мусолить его криминальное прошлое мы не станем. Это понятно?

Мистер Ханиуэлл на мгновение впился в него взглядом, а потом коротко ответил:

— Да, сэр.

Судья Роббинс положил папку на стол мистеру Ханиуэллу; тот поднял ее. Потом слегка повернулся ко мне, чтобы и я могла хорошо видеть ее содержимое. На первой странице был тот самый мой снимок, так что я чуть не упала со стула.

Секретным информатором оказался Слэш, он же Ричард Кодури, он же таинственный сантехник.

Выходит, он не только подбросил наркотики мне в дом, но и позвонил в офис шерифа, чтобы сообщить, что наркотики там, а потом соврал насчет того, что покупал их у меня.

А затем добавил — причем не только представителям шерифа, но и отдельным текстом работникам социальных служб — что я интересовалась возможностью продажи моего сына.

За это он получил пять тысяч баксов и кучу кокаина.

Я думала теперь только об одном: проблема стала бы неразрешимой, если бы этот тип Кодури взял да и умер от передозировки; а что, если его собьет случайная машина, или мало ли как еще может умереть наркоман; а что, если Тедди и Венди решили, что следующим заданием в их романтическом квесте станет его поиск.

У мистера Ханиэулла заклокотало в горле. Мне даже не нужно было говорить ему, что это — тот самый человек, которого я сфотографировала в «Харди». Он уже понял это и теперь пытался увязать все в одну картину, как и я.

— Спасибо, судья, — вот и все, что он сказал.

— Я серьезно, миссис Баррик. Вы не должны вступать в контакт с этим свидетелем, ясно?

— Да, судья, — ответила я.

— Тогда все в порядке. Я рад, что мы понимаем друг друга, — сказал он, вставая. — Спасибо всем, что пришли.

Трое из нас встали. Эми Кайе стала прощаться. Мистер Ханиуэлл не произнес ни слова. Похоже, он был просто в ярости и отчаянно хромал к двери, чтобы успеть выйти до того, как с его губ сорвется что-нибудь такое, о чем он впоследствии пожалеет. Я последовала за ним.

Когда мы вернулись в комнату предварительного ожидания, чтобы затем выслушать судейский вердикт, я подумала, что всему конец. Но Эми Кайе удивила меня, окликнув:

— Миссис Баррик, минутки не найдется?

Я повернулась к ней лицом. Она была старше меня примерно на десять лет, крепкая, с короткими темными волосами. Когда мы впервые встретились год назад, мы были по одну сторону закона. Теперь наши пути разошлись.

Любопытно, но что-то в ее поведении по отношению ко мне не изменилось. Что именно, я не могла сказать. Но вот мое пятисекундное тестирование она выдержала с честью.

— Да? — откликнулась я.

Мистер Ханиуэлл остановился и обернулся.

— Я не забыла, что случилось с вами в марте прошлого года, — сказала она.

— О… — вот и все, что я смогла сказать в ответ.

— Восьмое марта, — сказала она, глядя мне прямо в глаза, как бы давая понять, насколько она серьезна. Затем повторила:

— Я не забыла.

— Спасибо, — сказала я.

Она кивнула и вышла прочь.

Глава 41

Слова Эми удивили больше ее саму, чем Мелани Баррик.

Я не забыла, что с вами тогда случилось.

Эми не стала обращаться к судье Роббинсу, поскольку не надеялась, что тот ей хоть что-то расскажет. Мелани Баррик была ответчиком по делу о наркотиках. Да, иногда случалось так, что те, кого уличали в одном преступлении, сами оказывались жертвами другого. Но для Эми, как правило, разница между первыми и вторыми была совершенно очевидна.

И в самом деле, откуда взялись эти слова? Неужели она произнесла их только потому, что Роббинс — известный вольный стрелок закона и порядка — стал ей угрожать?

А может, это ее кара за то, что она несправедливо обвинила Уоррена Плотца?

Или за то, что она, жертвуя своим досугом, сначала составляла, а потом глазела на утыканную булавками карту у себя дома?

Она все еще не могла определиться, как ей поступать дальше. Может быть, вообще не стоит ничего предпринимать. Ведь вполне возможно, что насильник из осторожности залег на дно. Ведь Стонтон был городом небольшим, но все же городом. Он был более населен, чем округ, и это означало большее количество обывателей, способных что-то увидеть, больше копов на квадратную милю, а у преступников — больше шансов быть пойманными. Так что у нашего подозреваемого были весьма солидные резоны, чтобы избегать лишнего внимания.