Блокадные нарративы

Мы слишком много видели смертей,
Мы их внимательней, чем надо, наблюдали.

Зинаида Шишова

В июле 1942 года в Ленинградском радиокомитете разразился скандал: была внезапно прервана как не соответствующая идеологическим потребностям блокадников трансляция поэмы Зинаиды Шишовой «Блокада», написанной зимой 1941/42 года. Над радиожурналистами, ответственными за эту трансляцию, нависла опасность быть немедленно отправленными на фронт. Мы знаем об этом, в частности, из дневника Ольги Берггольц, поскольку «крайним» в этой нестандартной ситуации был обьявлен ее блокадный возлюбленный, а затем муж – видный филолог Георгий Макогоненко[441]. Что в этой истории представляется интересным? Что она может нам сообщить об ожиданиях, предъявляемых официальной идеологией к блокадной поэзии?

Поэма Зинаиды (Зики) Шишовой «Блокада» может быть названа уникальным идеологическим и историческим свидетельством своего времени: написанная в «смертную пору», именно об этом историческом моменте и для него, она была прочитана ленинградскими идеологическими работниками той зимы как адекватная задачам радиопропаганды, однако для московских идеологов, приехавших в город «наводить идеологический порядок» уже весной, она была неприемлема, воспринималась как анахронизм: к лету 1942 года, когда в городе происходила жесткая массовая эвакуация, срок годности и надобности этого текста уже истек[442].

В чем же заключается специфическая укорененность поэмы Шишовой в идеологических нуждах того конкретного исторического момента?

Поэма соединяла реалистическое описание дистрофии и мучительное наблюдение за дистрофическим угасанием любимого человека с ничем, казалось бы, не объяснимой верой в избавление, с обещанием чуда и, более того, с назидательным инструктажем, как именно этого чуда следует достичь. Поэма разделяла с блокадниками их беспомощность перед собственными страданиями и страданиями близких и стремилась внушить им надежду, что все, несмотря ни на что, все равно закончится – вернее, должно закончиться – хорошо.

При этом в поэме, конечно, присутствовали элементы официальной блокадной идеологии: ее герои существовали в контексте памяти о предыдущих битвах и победах, чаще всего почерпнутых из революционной мифологии, а сама поэта содержала инструкции по выживанию в ситуации дистрофии – как «моральной», так и физиологической:

Пока ты улыбаешься стихам,
Пока на память Пушкина читаешь,
Пока ты помогаешь старикам
И женщине дорогу уступаешь,
Пока ребенку руку подаешь
И через лед заботливо ведешь
Старательными мелкими шажками,
Пока ты веру бережешь, как знамя,
Ты не погибнешь, ты не упадешь![443]

Это сочетание черт, присущих всем советским официальным текстам 1941 года (построение нарратива, в котором победа советского оружия риторически неизбежна, дидактическое предписание, как должен вести себя в условиях войны настоящий советский человек и т. д.), с реалистическим описанием сугубо блокадных суровых реалий делает поэму Шишовой уникальной: перед нами редкий и тем более увлекательный образец пропагандистского письма, направленного на крайне специфическую аудиторию: это лирическая советская пропаганда для дистрофиков. Пожалуй, это наиболее правдоподобный литературный текст из известных мне, опубликованный во время блокады, полный чудовищных и точных подробностей той зимы:

Наш дом стоит без радио, без света,
Лишь человеческим дыханием согретый…
А в нашей шестикомнатной квартире
Жильцов осталось трое – я да ты,
Да ветер, дующий из темноты…
Нет, впрочем, ошибаюсь – их четыре.
Четвертый, вынесенный на балкон,
Неделю ожидает похорон[444]

.

Даже тот факт, что само «проблематичное» слово «дистрофия» находит себе место в этом тексте, указывает, что он предназначен прежде всего для «внутреннего употребления» – для самих блокадников: за пределами города это слово было не в ходу, а у властей не в чести.

Ты у Шишовой – это ее сын, находящийся на грани между жизнью и смертью. Сюжет поэмы развивается вокруг отношений матери и ребенка: взгляд матери на ребенка, как утверждает Шишова, обладает спасительной силой. Она буквально поднимает его из мертвых силой внимания, силой памяти и силой своего голоса: