Блокадные нарративы

Иногда папа, который был очень голоден, собирал с мясорубки нежареную сою, и я раздраженно ругался, что еда совершается не за столом и не в порядке. Почему-то я считал, что продержаться можно, только поддерживая строжайший порядок. <…> Несколько раз я ловил папу на том, что он тихонько ночью заходил на кухню и брал морковку. Я упрекал его в воровстве, так как перестал быть тем человеком, которым был я. Но мотивом для этих упреков было стремление к порядку. Этот порядок был сродни всякому порядку, так как дележка была не вполне поровну. Чуть-чуть больше доставалось мне и Розе, так как мы больше работали. <…> Эта нелепая мысль, что больше работающие, то есть требующие большей энергии, должны больше получать, совершенно серьезно казалась мне естественной, и мне ни разу не пришло в голову, что мы с Розой моложе и сильнее, то есть имеем гораздо бо́льшие запасы, чем папа и мама (144–145).

Характерный оборот «этот порядок был сродни всякому порядку» подчеркивает амбивалентность слова «порядок» в многообразии его значений: стремление к внешнему порядку не может гарантировать сохранения миропорядка, более того, порядок, превратившийся в мертвый ритуал, оказывается более чудовищным, чем разрушительный окружающий хаос, и убивает человека изнутри. В воспоминаниях Зальцмана эта мысль присутствует не только эксплицитно – иногда за художника начинает писать его язык:

Я не мог понять и ни на секунду не думал, что папа умирает. Он страшно похудел и отказывался от пищи. У него был запор, и я всё думал, что ему необходимо очистить желудок и тогда можно будет поесть и подкрепиться, но у него уже совсем не было сил. А я надеялся на то, что еще немного, и мы доживем, и всё будет в порядке. Во всяком случае, я знал только одно – тянуть. Несколько раз, уже в последнее время, мы упрекали папу в актерстве, когда он шатался и опирался о стол, так как мы сами еще кое-как ходили. Это поистине безумное непонимание мне сейчас кажется особенно диким (147).

В контексте общей амбивалентности порядка незаметное выражение «всё будет в порядке» деавтоматизируется и выбрасывает говорящего в ту плоскость, которую Зальцман характеризует как «безумное непонимание».

Крушение привычного и столь ценимого порядка во всем многообразии его манифестаций неизбежно ведет к крушению веры в разумные основы мироздания и в его персонифицированного творца. Здесь надо отметить, что Зальцман вырос в достаточно свободной от религиозности семье (так, перу его отца принадлежит полушуточный пересказ Библии), был учеником воинствующего атеиста Филонова, но тем не менее до блокады сохранял как минимум обычай молиться: