Блокадные нарративы

Все коллаборационистские издания находились под контролем и управлением германских пропагандистских инстанций, но, с учетом российского культурно-исторического фонда, издания эти в определенных ситуациях обладали некоторой свободой маневра в жанровом и стилистическом оформлении. Разве что существовали непреодолимые запреты разного характера.

Так, например, в советской практике, как известно, пользовались словосочетанием «кольцо блокады». А в коллаборационистских изданиях (как, впрочем, и в печати «кураторов») понятие «блокада» отсутствовало, речь шла исключительно о «германском кольце», «железном кольце», «железном кольце германского окружения», «железном кольце вокруг Ленинграда», «замкнутом кольце», «кольце окружения», «кольце германских войск», «кольце вокруг Ленинграда», «кольце, окружающем Ленинград», «кольце германской осады», «мышеловке миллионов», «смертельном кольце», «стальном кольце», «стальном кольце германской армии», «фронте осажденного Ленинграда» и т. д., тем самым у поэтов с «той стороны» отсутствовала возможность пользоваться рифмами, типа «блокада – Ленинграда», «блокаде – Ленинграде».

Отметим, что понятие «блокада» в языке Третьего рейха не отменялось, но в приложении к текущим событиям, как правило, применялось в связи с военными операциями Англии в отношении Германии или действиями Америки в противостоянии с Японией.

В использовании первой части словосочетания «Ленинградская блокада» (то есть определения – Ленинградская) тоже обнаруживаются некоторые особенности.

Поясним. С 1933 года в Берлине выходила газета «Новое слово», эмигрантская, разделявшая многие положения фашизма и нацизма, финансировавшаяся Внешнеполитическим управлением Национал-социалистической немецкой рабочей партии, то есть ведомством А. Розенберга, и тем самым не подчинявшаяся ни Министерству пропаганды Геббельса, ни отделу пропаганды вермахта.

Согласно просмотренной нами значительной части номеров «Нового слова» за 1941 год газета пользовалась исключительно топонимом «Петербург», ни о каком Ленинграде не могло быть и речи. Вот несколько заголовков: «У ворот Петербурга», «Петербург», «Петербург сегодня»[563].

Этим же топонимом какое-то время пользовалась и берлинская газета «Клич», созданная в конце лета 1941 года для распространения среди многомиллионной аудитории советских военнопленных[564].

Наступил 1942 год. В заголовках город по-прежнему именуется Петербургом[565]. И в авторских заметках город продолжает носить звание «Петербург»[566]. Но в перепечатках из немецких газет город изначально вынужден был именоваться Ленинградом[567]. Ситуация усложняется, когда автор цитирует советскую печать или так называемые письма ленинградцев, беженцев, красноармейцев. Вот, у автора «Нового слова» в одной и той же статье на одной чаше весов ложь «ленинградских видных коммунистов», а на другой – «жуткая правда <…> петербургских беженцев»[568].

Не менее сложная ситуация: П. П<еров>. «К осаде Ленинграда»[569]. Не называть же статью «К осаде Петербурга».

Вот почти лингвистический тупик: в анонимной статье «Расправа Сталина с красноармейцами»[570] упоминается Ленинградско-Волховский фронт. Все верно – был такой! Видим, что волей-неволей приходится отступать от лексико-политических предпочтений. Не именовать же фронт «Петербургско-Волховским»! Впрочем, в том же номере от 29 марта читаем: «По слухам, циркулирующим в эстонских кругах, бывший эстонский военный министр генерал Лайдонер в настоящее время командует одной из советских армий на Петербургском фронте»[571].

В связи с возникшей проблемой необходимо выслушать народное мнение. Вот вам частушка-самодел: Пишет Ленин из могилы: // «Не зовите – Ленинград. // Его строил Петр Первый, // А не я – плешивый гад[572].

А что делать с устойчивыми словосочетаниями, терминологией? Газета «Северное слово» в объявлении все же не колеблется: «Ямбургский Городской театр покупает баян ленинградской хватки»[573].

С конца весны-лета 1942 года топоним «Ленинград» ползучим образом, в основном внутри статей, воспоминаний, но не только, – все чаще и чаще начинает проникать на страницы «Нового слова». Например: «Людоедство в Ленинграде»[574]. Не в Петербурге же людоедство!

И, наконец, спустя год с лишним, видимо, устав от стилистической эквилибристики, редакция, воспользовавшись удачным заголовком «Контрреволюция в Ленинграде»[575], вынесла слово «Ленинград» на первую полосу. С географическими названиями в конце концов произошло то же самое, что и с орфографией, – пришлось перейти на советские «топонимические» нормы.