Читаем Блокадные нарративы полностью

С конца августа 1941 года вермахтом (отделом пропаганды группы армий «Север») в Риге издавалась газета «Правда»[576]. В номере от 11 сентября за подписью А.Р. находим статью «Жизнь в окруженном Петербурге». В «Правде», если не ошибаемся, это единственный случай использования слова «Петербург» в приложении к событиям на Восточном фронте. В дальнейшем здесь пользовались исключительно словом «Ленинград».

В так называемом «петербургском тексте» многократно обыгрывалось пророчество/заклинание «Петербургу быть пусту…» («Петербургу пусту быти», «Месту сему быть пусту!»). Использование этого важного для русской культуры, для типологии Петербурга мифологемы в качестве заголовка в интересующих нас изданиях встретилось нам пока лишь дважды.

Впервые – в поэтическом обзоре некоего «Н. Н.» (очевидно, эмигрантского автора), подобравшего в своем кратком обозрении соответствующие цитаты из стихов Н. Павлович, Г. Струве, Н. Агнивцева, И. Северянина, З. Гиппиус и А. Белого[577]. Полагаем, что этот поэтический обзор планировался всего лишь как иллюстрация к заготовленной статье к так и не случившемуся падению города.

Позднее заголовок «Петербургу быть пусту…» был использован Л. Н. Польским, довоенным корреспондентом ленинградских газет («За индустрию», «Ленинградская правда»), весной 1942 года эвакуированного из Ленинграда на Северный Кавказ[578]. Под псевдонимом Л. Градов он поместил в казачьей печати не менее двух мемуарных очерков по теме. Один из них, с нужным нам заглавием «Быть Петербургу пусту…», был опубликован в «Казачьем клинке»[579], посвящен был первому дню войны. Завершались воспоминания следующим абзацем:

«Прозрачный сумрак, блеск безлунный», – эта картина воспетой Пушкиным белой ночи была исполнена смутной неосознанной тревоги… Жуткой апокалиптической мистикой веяло в этот вечер от багрового заката зари. Казалось, германские самолеты вычертили в этот вечер на небе слова старинного пророчества – «Быть Петербургу пусту…»

Историческую достоверность очерка несколько нарушает хронологически-поэтический сдвиг: из художественных соображений пришлось перенести первые сигналы воздушной тревоги в Ленинграде с ночи 23 на вечер 22 июня.

Но, что важнее, автору очерка по необходимости пришлось нарушить эпическую интонацию публицистическими пассажами о «кремлевских владыках» и доносившихся из репродукторов «истерических выкриках Ильи Эренбурга».

Второй мемуарный очерк Л. Польского – «Город смерти» вскоре под тем же псевдонимом Л. Градов был опубликован там же, в «Казачьем клинке»[580].

В «Городе смерти» – все или почти все подчинено заголовку, который формирует основные положения статьи, здесь многое соответствует и истине и заголовку.

Но с позиций соблюдения жанровых особенностей (заданное заголовком тяготение к эпичности), на наш взгляд, следовало бы вывести из текста дышащий гневом рассказ о бегстве из города руководящих партийных работников; не возлагать вину за хаос, страдания и гибель ленинградцев на носителей власти – всего лишь людей; пренебречь конкретными количественными показателями: «полмиллиона человеческих жизней, ежемесячно погибавших зимой 1941 года в Ленинграде от голода!..»

В результате всех этих публицистических трюизмов, без которых, впрочем, в тех условиях было не обойтись, эпическая картина гибнущего города оказалась смазанной, чистота жанра – нарушенной. Виновниками событий космического масштаба оказались всего лишь материализованные носители зла – евреи и большевики. Политическая окраска, антропоморфизм сил, приведших к вселенской трагедии, нарушили и разрушили поэтику эпического повествования. Заглавие «Петербургу быть пусту…», увы, не соответствовало тексту, в котором миф транспонировался в обыденную реальность с непременными оттенками публицистической пошлости[581].

Присмотримся, далее, к топониму «Петроград». Пожалуй, чаще всего этот топоним встречался нам в одесской печати (зона румынской оккупации). Вот небольшая задачка на одесском материале – требуется сличить два заголовка и найти отличие: «18 советских дивизий в районе Петрограда» и «18 советских дивизий в районе Ленинграда»[582].

На страницах центральной коллаборационистской печати «Петроград» встречается редко, как правило, в поэтическом словаре[583]. Удачное, на наш взгляд, использование оппозиции Петроград/Ленинград находим в построенном на знакомых образах и на знакомой звукописи стихотворении Р. Русланова «Петроград» (из цикла «Петроград»), помещенном в одной из берлинских газет 1944 года:

Перейти на страницу:

Все книги серии Научная библиотека

Классик без ретуши
Классик без ретуши

В книге впервые в таком объеме собраны критические отзывы о творчестве В.В. Набокова (1899–1977), объективно представляющие особенности эстетической рецепции творчества писателя на всем протяжении его жизненного пути: сначала в литературных кругах русского зарубежья, затем — в западном литературном мире.Именно этими отзывами (как положительными, так и ядовито-негативными) сопровождали первые публикации произведений Набокова его современники, критики и писатели. Среди них — такие яркие литературные фигуры, как Г. Адамович, Ю. Айхенвальд, П. Бицилли, В. Вейдле, М. Осоргин, Г. Струве, В. Ходасевич, П. Акройд, Дж. Апдайк, Э. Бёрджесс, С. Лем, Дж.К. Оутс, А. Роб-Грийе, Ж.-П. Сартр, Э. Уилсон и др.Уникальность собранного фактического материала (зачастую малодоступного даже для специалистов) превращает сборник статей и рецензий (а также эссе, пародий, фрагментов писем) в необходимейшее пособие для более глубокого постижения набоковского феномена, в своеобразную хрестоматию, представляющую историю мировой критики на протяжении полувека, показывающую литературные нравы, эстетические пристрастия и вкусы целой эпохи.

Владимир Владимирович Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Олег Анатольевич Коростелёв

Критика
Феноменология текста: Игра и репрессия
Феноменология текста: Игра и репрессия

В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века. И здесь особое внимание уделяется проблемам борьбы с литературной формой как с видом репрессии, критической стратегии текста, воссоздания в тексте движения бестелесной энергии и взаимоотношения человека с окружающими его вещами.

Андрей Алексеевич Аствацатуров

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945
Захваченные территории СССР под контролем нацистов. Оккупационная политика Третьего рейха 1941–1945

Американский историк, политолог, специалист по России и Восточной Европе профессор Даллин реконструирует историю немецкой оккупации советских территорий во время Второй мировой войны. Свое исследование он начинает с изучения исторических условий немецкого вторжения в СССР в 1941 году, мотивации нацистского руководства в первые месяцы войны и организации оккупационного правительства. Затем автор анализирует долгосрочные цели Германии на оккупированных территориях – включая национальный вопрос – и их реализацию на Украине, в Белоруссии, Прибалтике, на Кавказе, в Крыму и собственно в России. Особое внимание в исследовании уделяется немецкому подходу к организации сельского хозяйства и промышленности, отношению к военнопленным, принудительно мобилизованным работникам и коллаборационистам, а также вопросам культуры, образованию и религии. Заключительная часть посвящена германской политике, пропаганде и использованию перебежчиков и заканчивается очерком экспериментов «политической войны» в 1944–1945 гг. Повествование сопровождается подробными картами и схемами.

Александр Даллин

Военное дело / Публицистика / Документальное