Наутро на съемочную площадку вышла Шери – болезненно-бледная платиновая блондинка в износившейся блузке из черных кружев, облегающей черной атласной юбке с туго затянутым широким черным поясом, черных чулках в сеточку и черных же туфлях на шпильке. Грубо подведенные глаза, сексапильный, в красной помаде, детский рот. Она виновато вздрагивала. Мэрилин явилась вовремя! Нет, то была Шери.
Мы смотрели, как эта роскошная женщина грызет ноготь большого пальца, совсем как девчушка на занятиях по актерскому мастерству или же просто недалекая девушка, прекрасно знавшая, что показала себя с нелучшей стороны и что ее сейчас выбранят.
Она волокла за собой по полу грязное боа из перьев, совсем как Шери. Она говорила со всей искренностью Шери, по-деревенски растягивая слова, и так тихо, что мы ее почти не слышали.
– О господи, мне так стыдно! Прошу вас, простите меня. Я сделала то, чего никогда бы не сделала Шери. Я позволила себе впасть в отчаяние. Вела себя безответственно. Мне так стыдно!
Какого черта? Мы тут же позабыли свои обиды, гнев, разочарование, разразились громкими аплодисментами. Мы обожали нашу Мэрилин!
Она, как и положено дочери, посылала Глэдис открытки в Лейквуд. Посылала открытки и из Нью-Йорка.
Но звонить матери после отъезда из Лос-Анджелеса ей было неприятно. Ей казалось, что Глэдис обижена на нее. Думает, что дочь ее бросила. Хотя по телефону в голосе Глэдис не было и тени упрека. Норма Джин позвонила ей из Нью-Йорка, как только влюбилась в Драматурга и поняла, что они обязательно поженятся и что он станет отцом ее детей.
Она рассказывала Глэдис, как покупала книги в букинистическом магазине «Стрэнд». Пыталась найти там старые книжки Глэдис, но не нашла. «Сокровищница американской поэзии». Кажется, так она называлась? О, как же она любила в детстве эту книжку! Как любила, когда Глэдис читала ей стихи. Теперь она читала стихи самой себе, вслух, но голосом Глэдис. На такие высказывания Глэдис отвечала еле слышно:
В общем, она перестала звонить Глэдис и только посылала ей открытки с видами Аризоны.
Норма Джин боялась смотреть отснятый материал, боялась узнать, что Мэрилин ее подвела. И понятия не имела, во что превращается «Автобусная остановка», если не считать сцен с ее участием. Их снимали и переснимали до бесконечности, и все они были наполнены ее игрой, такой напряженной, что сердце всякий раз норовило выпрыгнуть из грудной клетки. Она понятия не имела, как выглядят эти сцены в глазах стороннего наблюдателя. Подобно Шери, она слепо и «оптимистично» ныряла в роль с головой. По совету возлюбленного она доверяла только своему инстинкту.
Итак, Норма Джин ни разу не видела «Автобусной остановки» полностью, с шумного комического начала до сентиментально-романтического конца. Не видела вплоть до предварительного просмотра на Студии в начале сентября. Лишь много месяцев спустя она поняла, с каким блеском ей удалось воплотить на экране образ Шери.