Блондинка

– Я предана маме. Но сердце мое принадлежит ему.

Вот в таком состоянии отправилась она в путь & заблудилась в горах над городом. Затем долго блуждала по кладбищу «Форест-лоун» & заблудилась в Гриффит-парке & наконец заблудилась на окраинах Глендейла & даже если б вернулась в Голливуд & оказалась в Беверли-Хиллз, то вряд ли вспомнила бы, где живет. Какая любезность со стороны мистера Зет & Студии! Ей предоставили небольшой, со вкусом меблированный коттедж неподалеку от Студии, но она никак не могла вспомнить, где именно. Пришлось зайти в драгстор в Глендейле, где ее, черт побери, тотчас узнали, пялились & перешептывались & улыбались – несмотря на то что она была вконец измучена & в измятой одежде & без макияжа, с покрасневшими от усталости глазами за темными стеклами очков. Оттуда она позвонила в офис мистера Зет & умоляла голосом Душечки & за ней прислали водителя, тот довез ее до дома & она поначалу не узнала этот дом.

Он стоял на Уиттер-драйв, кругом пылали алые бугенвиллеи & высились пальмы, ее под руку подвели к двери & дверь вдруг резко распахнулась & на пороге стоял высокий встревоженный мужчина средних лет, с худощавым лицом & еще на нем были очки с толстыми стеклами & она в смятении, ослепленная мигренью, в первый момент не узнала его.

– Дорогая, ради бога! Это же я, твой муж.

Сцену с песенкой «Хочу, чтоб любил ты меня» переснимали тридцать семь раз – до тех пор, пока Монро наконец не осталась довольна, не поняла, что получилось лучше некуда. Несколько дублей показались В. и остальным почти одинаковыми, но Монро видела между ними микроскопические различия, имевшие для нее огромное значение, словно от этого зависела сама ее жизнь, она воспринимала любую критику как угрозу жизни & реагировала по-женски, гневом и паникой.

Все вымотались. Она сама вымоталась, но была довольна & видели даже, как она улыбнулась. Режиссер осторожно похвалил ее. Его Душечка! Бережно взял ее руки в свои & поблагодарил ее, как часто делал на съемках фильма «Зуд седьмого года», тогда она отвечала ему улыбкой & смущенным смешком. Но теперь Монро вдруг сжалась & отпрянула, как кошка, не желающая, чтобы к ней прикасались или чтобы к ней прикасался этот человек. Дыхание ее было частым и обжигающим. В. готов был поклясться, что она вот-вот вспыхнет огнем!

В. был знаменитым голливудским режиссером, учившим & направлявшим эту «трудную» актрису в самой первой ее комедии, ставшей коммерческим хитом сезона, отмеченным критиками еще в 1955-м. «Девушка с верхнего этажа» стала настоящим комедийным триумфом Мэрилин Монро, однако она не слишком доверяла этому режиссеру. Прошло всего лишь три года, но с тех пор Монро сильно изменилась. В. ее не узнавал. Она уже не была той Девушкой. Не заглядывала ему в глаза в поисках одобрения и похвалы. Не была замужем за Бывшим Спортсменом, ей не приходилось прятать свои синяки. Однажды на съемках в Нью-Йорке она разрыдалась в объятиях режиссера & рыдала так, точно у нее вот-вот разорвется сердце. В. обнимал ее, как отец обнимает ребенка, он никогда не забудет этого трогательного момента, а вот Монро, похоже, о нем забыла. Дело в том, что теперь Монро никому не доверяла.

– Да и как я могу доверять? На свете существует всего лишь одна «Монро». И людям хочется видеть ее унижение.

Иногда она засыпала на Студии, у себя в гримерной. Запирала дверь, вывешивала табличку «НЕ БЕСПОКОИТЬ». Один из ее обожателей, чаще всего Уайти, охранял ее покой. Спала она в одних трусиках, с обнаженной грудью, из-за панических атак тело покрывалось зловонным потом, иногда ее рвало до изнеможения, сердце перекачивало жидкий нембутал, такой мощный, что она тонула в теплой мягкой трясине сна без сновидений. Паническая атака отступала, на нее снисходил покой, конечно, от таких доз сердце однажды может остановиться, но это неизбежный риск. За время этого сна – порой она могла проспать четырнадцать часов кряду, порой ей было достаточно двух-трех часов – израненная душа исцелялась.

Правда, иногда она просыпалась в смятении и страхе, не понимая, где находится.

Часто ей казалось, что она не в гримерной на Студии, но в летнем доме, в комнате Младенца, куда после выкидыша не заглянула ни разу; порой казалось, что находится она в незнакомой комнате частного дома или в гостиничном номере. Она снова была Нормой Джин & с удивлением смотрела на хаос, что устроила безумная незнакомка: баночки с кремом перевернуты, тюбики помады разбросаны по полу, там же рассыпаны пудра и тальк, одежда сорвана с вешалок & грудой валяется в гардеробе. Иногда ее любимые книги тоже были испорчены, страницы вырваны & разбросаны по полу. Зеркало треснуло там, где по нему ударили кулаком (да, действительно, рука Нормы Джин разбита); а однажды все зеркало оказалось вымазано губной помадой & пятно на зеркале было похоже на безумный восклицательный знак.