Блондинка

Однажды я увидел на склоне (было это в горах Биг-Мария, рядом с границей Аризоны) что-то вроде женского лица. Неестественно белые волосы, неестественно красные губы, кокетливо сложенные бантиком для поцелуя. Я изо всех сил старался не смотреть на это видение, совсем растерялся, сердце учащенно билось, в висках стучало, но тут я понял, что никакое это не лицо, а рекламный билборд. Но этот образ все равно дразнил меня. В конце концов я не справился с искушением, прицелился, медленно проезжая мимо, и стрелял, пока мне не полегчало, пока не снял это жуткое напряжение. Я поехал дальше, а свидетелей не было. Теперь ты знаешь. Теперь ты знаешь. Теперь ты знаешь.

Я так завелся после этого случая, что меня уже тянуло стрелять овец и коров и даже пасущихся лошадей, но так, чтобы не было свидетелей. Ибо спустить курок легко и просто – так мне однажды скажут в Агентстве. В этом изречении кроется священная мудрость, исконная, как мне кажется, мудрость пионеров-первооткрывателей. Пуля вылетает, мишень умирает. А вот еще изречение, изящное, как стих: Вопрос не в том, кто твоя мишень. Вопрос в том, где она.

Иногда я замечал вдалеке, на шоссе, какой-нибудь автомобиль, сперва крохотную точку, но он быстро приближался, и если не было свидетелей (в невадской пустыне редко бывают свидетели) в тот важнейший момент, когда наши машины сближались, я приподнимал ствол ружья, целился через боковое окно с опущенным стеклом, прикидывал суммарную скорость обоих автомобилей & в нужный момент нажимал на спусковой крючок. Сохранял полное самообладание, как положено настоящему Снайперу, хотя встречный водитель проносился так близко, что можно было разглядеть выражение его (или ее) лица; а я еду себе дальше, не сбавляя & не прибавляя скорости, смотрю в зеркало заднего вида и спокойно наблюдаю за тем, как подбитая машина слетает с дороги и разбивается на обочине.

А свидетели… если они есть, так только мясоеды, глазеющие на это зрелище с заоблачных высот; к тому же мясоеды, несмотря на остроту своего зрения, никак не могут дать свидетельских показаний. Надо сказать, что поступал я так вовсе не из личного чувства мести, а только по инстинкту Снайпера.

Стреляй! Стреляй этих гадов! – командовал Папа, а мне, сыну, осталось только выполнить приказ.

В 1946-м меня наняли на работу в Агентстве. Во время войны я был слишком молод & не мог послужить своей стране. Поэтому я дал клятву служить стране в мирные часы обманчивого затишья. Ибо Зло угнездилось в Америке. Исходило оно теперь не только из Европы или даже Советов, но пришло на наш континент подрывать & разрушать американское наследие. Ибо Враг-Коммунист чужероден & вместе с тем близок, как сосед. Да, Врагом может оказаться даже твой сосед. Мишень наша называется Зло, так объяснили в Агентстве. Когда говоришь «мишень», подразумеваешь «Зло».

Розлин. 1961

Я не могу запомнить слов. Мне приходится запоминать чувства.

Фильм «Неприкаянные» станет последним фильмом Блондинки-Актрисы. Некоторые утверждали, будто она об этом знала, что это читалось у нее на лице. Роль Розлин Тэйбер стала самой сильной ее ролью. Наконец-то не тупая блондинка, а настоящая женщина! Розлин рассказывает подруге, что всегда возвращается к тому, с чего начала. Розлин с тоской говорит о матери, которой «уже нет», об отце, которого «уже нет», о бывшем муже – красавце, которого «уже нет». Розлин уже не девочка, она взрослая женщина, ей за тридцать, она признается со слезами на глазах: Я скучаю по матери. Кому, как не нам, знать, что это слова самой Блондинки-Актрисы. Когда она говорит, что у нее нет детей, мы тут же узнаем Блондинку-Актрису. Она не окончила средней школы. Она кормит голодную собаку & прикармливает голодных мужчин.

Нянчится с мужчинами. Ранеными, стареющими, убитыми горем. Она проливает слезы по мужчинам, неспособным проливать слезы по самим себе. Она кричит на мужчин в невадской пустыне, называет их лжецами! убийцами! Уговаривает отпустить диких лошадей, которых мужчины заарканили своими лассо. Диких мустангов, а те есть не что иное, как потерянные, израненные, одичавшие мужские души. О Розлин, их сияющая мадонна! Напряженная, нервная, точно стоит над пропастью. Лучится неземным светом & тихо говорит: Все мы умираем, верно? И не учим других тому, что знаем сами.