Розлин – это изобретение Блондинки-Актрисы. Ее речь на экране – это имитация речи самой Блондинки-Актрисы. Даже если ее муж-Драматург, написавший этот сценарий, рассказал о болезненных событиях из жизни жены, использовал ее речь & хотел использовать ее душу, она, Блондинка-Актриса, нисколько его не винила.
Теперь она уже не любила его.
Теперь их связывала одна лишь поэзия. Поэзия речи, а в большей степени – еще более красноречивая поэзия жеста.
Он предполагал, даже был уверен, что жена ему изменяет.
С кем, сколько раз, когда, где & как, с какими чувствами, насколько страстно, даже искренне – об этом он не хотел знать. Теперь он был мужем-душеприказчиком, нянькой знаменитой актрисы. (Да, он осознавал этот парадокс: ведь в «Неприкаянных» Розлин была нянькой всем остальным.) Держался он стоически, терпеливо, сдержанно, а иногда – вопреки здравому смыслу – надеялся на лучшее. Все, что осталось от его амбициозной молодости. Он будет верен ей до тех пор, пока не почувствует, что ей противны его прикосновения. Даже после этого он будет любить ее. Ибо разве не она носила в своем чреве его дитя, разве не погибло его дитя у нее в чреве, разве не связаны они на всю оставшуюся жизнь священными, неразрывными узами, о которых не говорят вслух?
Она уже не была его Магдой, не была она и его Розлин – он это знал! – но все равно он будет заботиться о ней и прощать ее (если б ей было нужно его прощение, в чем он сомневался). Он осторожно спросил:
– Уверена, что хочешь сниматься в этом фильме, Норма? Уверена, что хватит сил?
То есть сможет ли она на сей раз обойтись без таблеток, не станет ли убивать себя у него на глазах, а он будет беспомощно смотреть, как она себя убивает. Она сердито & даже злобно ответила:
– Мне всегда хватает сил. Никто из вас не знает меня
Мы безрассудно подбегаем к пропасти, поставив на краю обрыва ширму, чтобы не видеть бездны.
Эти слова были записаны в школьном дневнике Нормы Джин.
Она не была уверена, что понимает их смысл. Неужели Карло имел в виду именно
Перед отъездом в Рино, где должны были проходить съемки «Неприкаянных», он подарил ей книгу Паскаля «Мысли»[77]
. Карло не был ее любовником, но все равно любил ее.– Анджела, моя малышка! Ты с тех пор немного подросла, верно?
Режиссером «Неприкаянных» был не кто иной, как X.! Прославленный режиссер «Асфальтовых джунглей». Блондинка-Актриса боготворила X., хотя не виделась с ним лет десять.
X. следил за ее карьерой с некоторым удивлением & скептическим интересом – так отец наблюдает со стороны за жизнью незаконнорожденного отпрыска, дочери или сына, не чувствуя при этом родительской ответственности, лишь ощущая сомнительную связь с чужим для него человеком.
Во время первой их встречи в Голливуде Блондинка-Актриса держалась застенчиво. Кажется, даже вздрогнула, когда X. взял обе ее руки в свои & крепко сжал. Дружелюбный скрипучий голос, нарочитая демонстрация мужественности – в таких случаях женщине никак не удается определить, высмеивают ее, или, напротив, восхищаются ею, или же восхищаются & высмеивают одновременно. Она называла его «мистер», желая подчеркнуть, что смотрит на него снизу вверх. Он называл ее «милочкой», точно не способен был вспомнить ее имя. С ее мужем-Драматургом он говорил куда почтительнее. Он смутил ее пристальным взглядом – взглядом светского льва, знатока женщин и лошадей. Он смутил ее еще сильнее, вспомнив о прослушивании для «Асфальтовых джунглей»: «Когда ты просто повернулась & ушла, я сразу понял: вот она, Анджела!»
Блондинка-Актриса спросила, что он хочет этим сказать. Она прошла прослушивание не хуже и не лучше остальных. Разве что легла на пол, чтобы произнести монолог Анджелы, – просто потому, что Анджела должна была говорить эти слова, лежа на диване. X. расхохотался, подмигнул мистеру Зет (они подписывали контракт на Студии, в богато обставленном кабинете мистера Зет) и повторил:
– Нет, милочка. Ты получила роль Анджелы только потому, что повернулась & ушла.
Блондинку-Актрису захлестнула душная волна обиды.