Мы пили, он подносил бутылку к моим губам, и я пила, хотя знала, что делать этого не следует, пить мне запрещено, потому что я сижу на таблетках, но просто не могла устоять, как не могла устоять перед его поцелуями; да и кто из женщин мог устоять перед этим мужчиной, великим человеком, героем войны, фигурой исторической, настоящим Принцем! Руки у него жаркие и нетерпеливые, как у мальчишки, и такие настойчивые!
Мы снова занялись любовью. А потом еще раз. На меня сошло безумие. Я что-то почувствовала, легкую дрожь наслаждения: трепетную, как пламя от спички, мимолетную, быструю, но повторимую. Сколько мы прятались в этой душевой, не знаю.
Познакомил нас шурин Президента. Мэрилин, сказал он, позволь представить тебе твоего поклонника. И тут я увидела его, моего Принца, он смотрел на меня и улыбался. Мужчина, обожаемый женщинами, желание его вспыхнет и будет удовлетворено, и снова вспыхнет и снова будет удовлетворено, и так всю жизнь.
Я засмеялась, вдруг почувствовала себя Девушкой с верхнего этажа. Я уже не была Розлин Тэйбер, разведенкой. Не была вдовой. Не была скорбящей матерью, потерявшей ребенка при падении в подвал. Я уже не была матерью, убившей своего ребенка. Давно не приходилось мне быть Девушкой с верхнего этажа, но теперь, в белом махровом халате и с босыми ногами, я снова стала Девушкой с верхнего этажа на вентиляционной решетке метро. (Мне не хотелось бы, чтобы Принц знал, сколько мне лет на самом деле; скоро уже тридцать шесть. Какая там девушка.)
Он поморщился, заболела спина. Я притворилась, что не заметила, но уселась на него, пристроилась. Легкий зуд во влагалище, пустота матки, и ее мог заполнить этот мужчина, его пенис, такой твердый, нетерпеливый и горячий. Я старалась быть с ним понежнее, но в самом конце он вдруг обхватил мои бедра обеими руками, вонзался в меня глубже и глубже, застонал, утратил власть над собой. Я испугалась за него, испугалась, что он повредит себе спину, сделает себе больно, как делал больно мне. Руки его впивались мне в бедра, и я прошептала:
– О-о-о! Знаете, вы меня напугали! – Мужчины любят, когда им говорят такие вещи. А потом немного отдышалась и добавила: – Знаете, если б я была Кастро, о-о-о! – вот тогда бы я по-настоящему тебя испугалась!
Я отрабатывала роль девушки-простушки, тупой блондинки, и говорила:
– Эй, а где же все эти ваши агенты социальной защиты, они ведь должны ходить за тобой по пятам?
Потому что вдруг поняла: эти полицейские в штатском должны быть где-то поблизости, рядом с нашей душевой, наверняка дежурят у двери. И тут меня накрыло волной стыда. Оставалось лишь надеяться, что они не слишком прислушивались или – еще того хуже – не подглядывали за нами с помощью какого-нибудь приспособления. Как иногда подглядывают за мной в моем доме, даже через опущенные жалюзи; а в спальне у меня есть еще и черные шторы, пришитые степлером к оконным рамам. (Нет, я точно знаю, что за мной следят, а мой телефон прослушивают.)
Он засмеялся и сказал:
– Ты, наверное, имеешь в виду агентов Секретной службы, МЭРИЛИН?
Мы расхохотались и долго еще смеялись пьяным смехом. Я была девушкой из Северной Каролины, а она срать хотела на все приличия и ржет от души, как неотесанная деревенщина. О, до чего же хорошо было! Самый напряженный момент миновал, словно его и не было, и я уже стала забывать те грязные словечки, которыми он меня обзывал, мой Принц. Наутро я совсем их забуду и стану вспоминать только поцелуи. И еще мимолетное, как пламя вспыхнувшей спички, чувство сексуального наслаждения, как обещание: все будет хорошо.
Мой Принц сказал:
– Знаешь, МЭРИЛИН, ты замечательная, забавная женщина, правду говорили, что ты остроумная. Просто фан-тас-ти-ка! – (А сам тем временем щекотно облизывал мне соски.)
И я сказала:
– О мистер Президент, знаете что? Я ведь сама сочиняю свои реплики.
А он промычал в ответ:
– Мм! Самые лучшие реплики в шоу-бизнесе, МЭРИЛИН.
Я, запустив пальцы в его густые волосы, сказала:
– Можете называть меня Нормой Джин. Этим именем зовут меня те, кто хорошо меня знает.
И он ответил:
– Знаешь, как я буду называть тебя, детка, когда представится очередной случай? Пронто!
Я сказала:
– Мой Пронто! Тогда я и буду так вас называть.