«Блудный сын» и другие пьесы

Н а д а. Ой, да не знаю я! Правда, не знаю… Я никогда ничем таким не занималась… Может, голубым… Я не умею шить, хоть и понимаю, что должна. Вы так добры ко мне… Слоняюсь вот по дому, и хочется вроде что-нибудь поделать, а стоит вспомнить, так все у меня из рук и валится, будто пьяная делаюсь. Слезы к горлу подступают, и хочется убежать куда-нибудь. И все мне кажется, что вы за мной незаметно наблюдаете через окно, но я… хоть бы я слышала шаги… Мне здесь непривычно!.. Прости!.. Можно голубым обшить!

М и р а (после паузы). Я пятнадцать лет не брала в руки иголки!

О т е ц. Оставь ее, принеси хинного вина!

Мира не отвечает, шьет с несвойственным ей увлечением. Бой часов.

(Складывает стопкой газеты и закрывает тетрадь.) До Нового года два дня осталось. Если бы сегодня за ночь припорошило как следует, можно было бы сказать, что и землетрясений не будет, и дождей достаточно выпадет. Каждую ночь я слушаю, как борются между собой земля и атмосфера. Я чувствую их. Ближе к Новому году через планетные оси проходит особая вибрация, меняются в своей протяженности расстояния. Вполне понятно, что в такое время выпадание осадков приобретает особое значение. Нада, ты когда в последний раз видела свинец?

Н а д а. А что это?

О т е ц. Ох! Ну да ладно, объясню!

М и р а. Что ты вырезал из газеты?

О т е ц. Сахара оползает к югу. На прилежащей к Сахаре территории нет воды. Скот гибнет. Теперь очередь за людьми.

М и р а. Это известно!

О т е ц (удивительное спокойствие сменяется нервозностью, голос дрожит). Да ты представляешь себе, что это значит?!

М и р а. Представляю!

О т е ц (встает и неверными шагами направляется в глубь сцены, останавливается). Люди слишком мало думают. Читают гороскопы — и ничего в них не смыслят. Придают значение влиянию Солнца, Венеры, Марса и Меркурия и совершенно напрасно забывают об Уране и Юпитере. Это никуда не годится! (Уходит.)

Н а д а. Прекрасный человек, правда?

М и р а. Вот уж нет!

Н а д а. В таком случае почему вы…

М и р а. Почему мы с ним остались?.. Время наше прошло. И для Милана тоже, понимаешь?

Н а д а. Не понимаю.

М и р а. Да и не к чему тебе понимать! А этого ты раньше знала?

Н а д а. Кого?

М и р а. Ветрина.

Н а д а. Знала, но не очень. Когда бездельничаешь, легко сходишься с себе подобными.

М и р а. А почему ты ушла из дому?

Н а д а. Не знаю. Не могу объяснить. У нас была шестикомнатная квартира в новом доме. Мать в шестьдесят шестом уехала в Штутгарт.

М и р а. А кто твой отец?

Н а д а. Шофер. В прошлом году он купил пять соток земли, я видела участок, мы мимо проезжали.

М и р а. А потом тебя мужчины содержали?

Н а д а. Да, иногда, когда уж совсем на мели оказывалась. В прошлом году меня взяли в одну коммуну. Еще немного, и я бы привыкла.

М и р а. А что это такое?

Н а д а. Смешно. Мяса мы не ели. Один парень написал мне стихотворение. А вообще он только траву жевал и никогда не снимал сандалий, даже спал в них. Самое смешное, что я это стихотворение всегда ношу с собой. (Достает из кармана сложенный лист бумаги.)

М и р а. Покажи! (Нада передает ей листок, Мира читает.) «Приходи на берег реки, там мы будем ждать тебя. Встретим тебя долгими взглядами, шепотом, который ты слышала в материнском чреве. Круг откроется и снова сомкнется. Мы подставим свои обнаженные тела солнцу под огромными и развесистыми деревьями, которые столетиями слушают голоса космических вихрей…»

Н а д а. Хватит, чушь какая-то!

М и р а. Надо, чтобы он это услышал.

Н а д а. Кто?

М и р а. Старик. Отец.

Н а д а (после паузы). Я его боюсь. Вообще, я всех боюсь.

М и р а. О!

Н а д а. Знаю, что нехорошо, но не представляю, как я из всего этого выкарабкаюсь.

М и р а. Никогда ты еще так не говорила со мной. Бойся нас, бойся! Мы совсем другие… Я тебя понимаю. Видишь, я шью распашонки для твоего малыша, и мне кажется, что я смотрю на себя через перевернутый бинокль. Вижу там маленькую фигурку — добрая тетя. А я ни то, ни другое — ни добрая, ни тетя. Наше семейство выродилось, девочка! Мы уединились на острове, мимо которого не плывут корабли и не пролетают самолеты.

Н а д а. Я всегда была непоседой.

М и р а. Подумать только!

Некоторое время женщины молчат.

А как ты познакомилась с Миланом?

Нада начинает рассказывать, нерешительно, постепенно освобождаясь от скованности. Появляется З о ф и я. У нее в руках елка, украшенная гирляндой, конфетами, серебряной мишурой. Мира и Нада не замечают ее. Зофия ставит елку на стол.