Блумсберийская красавица

— Какой человкъ, мой милый? спросила у него Анастасія, думая, что мозгъ мужа въ разстройств и ему представляются привиднія.

— Вашъ братъ, отвчалъ Долли.

— Онъ гоститъ у меня, мой дорогой, возразила Анастасія, съ трудомъ сдерживая горечь при названіи такого прекраснаго юноши, какъ Бобъ, просто «человковъ».

— Я желаю, чтобы онъ немедленно оставилъ мой домъ, приказалъ Долли.

— Тамъ-какъ онъ мой близкій и кровный родственникъ, мистеръ Икль, возразила Стаси съ пламеннымъ достоинствомъ: — то, я думаю, вы могли бы мене рзко о немъ выражаться. Но онъ уйдетъ, мой милый! Я на все готова, чтобы вамъ угодить, мой дорогой!

Оставивъ мужа, она поспшила въ Бобу.

— Бобъ, милый! онъ говоритъ, что вы должны уйти отсюда, но не безпокойтесь: только не будьте у него на глазахъ, вотъ и все!

Когда жена говоритъ о своемъ муж «онъ» и входитъ въ соглашеніи съ братомъ, какъ бы провести его, то я всегда считаю это врнымъ знакомъ, что лэди уже совершенно покончила съ любовью — и мои догадки всегда бываютъ врны. Долли, по одному табачному запаху, зналъ, что Бобъ все еще оставался въ дом; онъ хорошо понималъ и то, что этого, многообщающаго молодаго храбреца, удерживали въ качеств стража и наблюдателя надъ нимъ, Долли. Однакожъ, когда нахальный юноша появился однажды за обдомъ, Долли спокойно перенесъ его присутствіе, вмсто того, чтобы позвонить и послать за полисменомъ. Эта нершительность стоила ему потери власти.

Первая серьезная стычка, возобновившая непріятныя дйствія, случилась по поводу того, что Долли, который уже кончилъ леченіе, однажды утромъ прогналъ своего лакея за грубости.

Безтолковый слуга потерялъ мсто, поддавшись дурнымъ внушеніямъ мистера Боба де-Када, который съ нимъ свелъ компанію. Они играли по пенсу въ карты, обокрали погребъ съ виномъ, и роспили свою добычу сидя въ кладовой съ трубками. Бобъ взялъ въ займы нсколько шиллинговъ изъ плисовыхъ кармановъ пріятеля, и въ заключеніе, подбилъ этого глупца наговорить Долли грубостей.

— Не обращайте вниманія на слова этого дурака, совтовалъ Бобъ: — я васъ поддержу, Анастасія также.

Я до сихъ поръ твердо убжденъ, что именно по внушенію Боба этотъ малый, передъ уходомъ своимъ изъ дому, разорвалъ свои плисовые брюки и каштановаго цвта ливрею; впрочемъ, на подобномъ святотатств страшно остановиться, и я не буду боле говорить объ этомъ предмет.

Анастасія была чрезвычайно раздражена тмъ, что мистеръ Икль позволилъ себ вмшиваться въ дла съ прислугой; но, сдержавъ гнвъ, стала пріискивать новаго лакея. Она занималась списываніемъ нсколькихъ объявленій изъ «Times», когда Долли, успвшій запастись мужествомъ, прервалъ ея работу.

— Мистриссъ Икль, сказалъ онъ (теперь онъ уже не называлъ ее Анастасіей): — съ вашего позволенія, я буду нанимать нашу мужскую прислугу. Это будетъ лучше. Я имю на то свои причины.

Милая женщина едва врила своимъ ушамъ.

— Что вы сказали, мистеръ Икль? спросила она.

— Я нахожу неудобнымъ, мистриссъ Икль, чтобъ женщина толковала съ цлой толпой мужчинъ. Это неприлично, отвчалъ Долли, несмотря на все.

— Неприлично, мистеръ Икль? такъ ли я воняла? Вы говорите, что я виновна въ неприличныхъ поступкахъ? Прекрасно, сэръ! только этого недоставало!

— Прошу замтить, что вс слуги, которые будутъ искать у насъ мста, должны являться ко мн, мистриссъ Икль, продолжалъ Долли.

— Не знаю, мистеръ Икль, каковъ законъ нашей страны, продолжала Анастасіи съ убійственнымъ величіемъ въ осанк:- но едва ли онъ позволяетъ мужу называть жену грубой, нескромной, непристойной женщиной! Судьи страны, сэръ, ршатъ этотъ вопросъ о мужской прислуг. Я не берусь ршать его.

— Это будетъ ршено, мистриссъ Икль, спокойно сказалъ Долли. — Въ моемъ собственномъ дом позвольте мн быть судьей, что хорошо и прилично.

— Вы раскаетесь въ этомъ, сэръ, свирпо крикнула красавица. — Вы осмлились обвинить меня въ неприличномъ обращеніи съ толпой мужчинъ; это ваши собственныя слова, сэръ, съ толпой мужчинъ! Я передамъ это на усмотрніе суда, сэръ! Потому только, что я сдлала глупость, выйдя замужъ за идіота, я не должна открывать рта! Я не смю сказать слова никому изъ вашей отвратительной братіи! Mы живемъ не въ Турціи, мистеръ Икль! Не въ Турціи, сэръ! Мы, слава Богу, не невольницы, сэръ! A имю ли я право говорить съ мясникомъ, съ булочникомъ и съ продавцемъ молока, скажите, пожалуйста? Быть можетъ, и это неприлично, мистеръ Икль?

— Я не желаю входить въ обсужденіе по этому предмету, мистриссъ Икль, возразилъ Долли: — вы слышали, что я сказалъ, и этого довольно.

Онъ могъ считать это достаточнымъ, но не такъ смотрла на дло оскорбленная лэди. За обдомъ, въ тотъ же день, она принялась колоть и жалить самымъ язвительнымъ образомъ Долли, по поводу его тонкихъ понятій о приличіи.

— Если бы это не было неприлично, Бобъ, сказала мистриссъ Икль съ ужасающею выразительностью въ голос: — я взяла бы другую картофелину.

— Сдлайте, пожалуйста, такое неприличіе, Бобъ, налейте мн стаканъ хересу, замтила она въ конц обда.