Блумсберийская красавица

Бдное крошечное существо! это было самое нелпое дйствіе, какимъ только онъ могъ отличиться. Въ одно мгновеніе руки толстаго Йоржшейрца сжали его рученки такъ крпко, какъ ручныя цпи, и Долли очутился безоомощнымъ. Впрочемъ, не совсмъ безпомощнымъ: будучи увренъ, что этотъ человкъ явился грабить, онъ сталъ звать на помощь съ энергіей свиньи, обреченной на превращеніе въ свинину. Эти раздирающіе крики достигли до ушей мистриссъ Икль, которая, при первомъ ихъ звув, угадала, что случилось. Она взбжала на лстинцу съ крикомъ: «сейчасъ иду», и въ то же время отворилась дверь спальня Боба и послышался его радостный голосъ:

— Держи крпче! свяжи ему ноги! онъ скоро уходится!

Долли понялъ и пересталъ бороться.

— Ну, ну, мой добрый маленькій господинъ! Я думаю, что вы станете, наконецъ, меня слушаться. Вы знаете, что я вашъ другъ, который желаетъ добра и для этого сюда пришелъ? говорилъ йоркшейрецъ: — я васъ не обижу, если вы будете умно вести себя. Вы хорошій джентльменъ. Ну, теперь гд пистолеты?

— Люди, живущіе въ этомъ дом, обманули васъ, мой любезный, спокойно сказалъ Долли. — Я на васъ не сержусь, только освободите мн руки, он такъ сдавлены, что мн больно. Я полагаю, что васъ пригласили наблюдать за мной подъ тмъ предлогомъ, что мой разсудокъ поврежденъ?

Йоришейрецъ зналъ вс уловки лунатиковъ; однакожь, спокойствіе, съ которымъ Долли, во избжаніе шума и суатохи, возвратился въ свою спальню и, отомкнувъ ящикъ въ стол, отдалъ свое оружіе, прибавивъ: — «Замтьте, они даже не заряжены», въ значительной степени убдили его въ здоровье его паціента.

Какъ мы казалась Долли отвратительна обязанность этого человка, однакожь, побуждаемый тмъ чувствомъ справедливости, которое составляло принадлежность его кроткаго нрава, онъ очень заботился, чтобы ни словамъ, ни дломъ не показать своему стражу, что его общество было непріятно. Онъ понялъ, что благоразумне всего убдить этого человка, посредствомъ разумнаго и кроткаго поведенія, что въ его услугахъ не было надобности.

Они сидли вмст и разговаривали: йоркшейрецъ разсказывалъ анекдоты изъ своей жизни въ сумасшедшемъ дом, а Долли слушалъ съ глубокимъ вниманіемъ и длалъ, по поводу слышаннаго, разумныя и кроткія замчанія. До наступленія ночи сторожъ убдился, что не было ни свт пріятне и чистосердечне созданія, какъ этотъ маленькій джентльменъ, сидвшій предъ нимъ на кресл, скрестивъ ноги. Глаза его были «кроткіе, какъ у овечки», разговоръ — «очень просвщенная и превосходная бесда», его «поведеніе, право, кроткое, какъ нельзя больше. Такъ какой же, помилуйте, онъ помшанный?»

Но мистриссъ Икль не хотла и слушать подобныхъ глупостей.

— Я какъ говорю, что моя жизнь въ опасности! Я настаиваю, мистеръ Хэтгъ, чтобы вы остались здсь, по крайней-мр, еще недлю!

Плата мистеру Хэтгу назначена была высокая, другаго занятія передъ тмъ онъ не имлъ, и ему было очень удобно оставаться тутъ, пока лэди ему платила. Но онъ просилъ ее выгородить его «въ случа, если джентльменъ подниметъ дло судебнымъ порядкомъ».

Постоянное присутствіе и бдительный надзоръ этого человка уже на третій день сдлались для Долли невыносимымъ мученіемъ. Онъ обратился ко мн, прося выручить его изъ неволи.

Въ длинномъ письм онъ подробно разсказалъ, какому низкому обращенію онъ подвергался, и умолялъ меня, въ память нашего дтства, поспшить спасти его.

Написавъ эту длинную жалобу, онъ затруднился, какъ послать ее. При такомъ бдительномъ надзор, какъ онъ могъ упросить какую-нибудь христіанскую душу бросить письмо въ ближайшій почтовый ящикъ? Боле сутокъ онъ носилъ это письмо спрятаннымъ въ своемъ боковомъ карман, такъ что оно почти совсмъ износилось.

Наконецъ, когда йоркшейрецъ какъ-то отлучился выкурить въ саду трубку, взявъ съ своего плнника слово не убжать во время его отсутствія, Долли подкупилъ мальчика изъ булочной, давъ ему серебряную вилку и пообщавъ дать гинею, если письмо дойдетъ по назначенію.

На выручку! Но много ли у меня было денегъ? а вдь для такой выручки нужны наличныя! Ха-ха! да! въ ящик есть еще пули, нкоторыя изъ нихъ золотыя, много серебряныхъ и еще больше мдныхъ. Я произнесъ общаніе, что каждая пуля должна быть пущена въ ходъ, во имя священнаго дла дружбы, противъ укрпленій прекраснаго непріятеля. Фредъ и Дикъ — надежные парни изъ Миддльсекскаго госпиталя — пришли ко мн, осушили бутылку и настроили тысячу самыхъ отчаянныхъ плановъ, которые, въ случа принятія, должны были кончиться Ньюгэтомъ, и потому вс дружески отклонены мною (заточеніе иметъ свои непріятныя стороны). Но если я отказался пустить въ дло револьверы или поджогъ, то это не ваша вина, мои храбрые друзья: вдь вы тогда были уже на четвертомъ бокал, моя умники, а я такъ холоденъ, какъ отецъ Матвй, глубокомысленно заваривающій чай.

Мн нуженъ былъ цлый день, чтобы обдумать мои планы. Первымъ моимъ дломъ было посовтоваться съ адвоватомъ, и убдиться въ нкоторыхъ своихъ выводахъ. О, какую загвоздку приготовилъ я для этой красавицы и ея возлюбленнаго братца Боба! Я хотлъ оставить имъ надолго о себ память!