Блумсберийская красавица

Вечеромъ, посл этихъ восхитительныхъ прогулокъ, она утверждаетъ, что онъ ходитъ черезъ силу и долженъ быть совершенно утомленъ. Поэтому, Долли заставляютъ лечь на диванъ и укутываютъ шалями, и затмъ убаюкиваютъ игрою на фортепьяно. Но это было еще не все: въ десять часовъ она тихонько уходитъ изъ комнаты, потомъ возвращается, неся стаканъ глинтвейна съ распущеннымъ въ немъ яйцомъ, и умоляетъ Долли проглотить это питье и състь маленькій кусочекъ поджареннаго хлба.

О, это было прелестно, когда она называла его — жаднымъ созданіемъ за то, что онъ не далъ ей отвдать, и еще восхитительне, быть можетъ, была та минута, когда она чмокала губками и увряла, — что сладко пить изъ его стакана!

Кто не захотлъ бы быть женатымъ, еслибы можно было быть увреннымъ въ подобныхъ ласкахъ и милованьи, — еслибы каждый день только и видть борьбу великодушія, продолжающуюся все время пробужденія до новаго сна, — борьбу за то, кто скажетъ самое пріятное слово или сдлаетъ самое милое дло? A отчего это не такъ? Почему вжливость и нжность не могли бы обратиться въ привычку, какъ входятъ въ привычку брань и неудовольствіе другъ на друга? Отчего бы близости сношеній не породить взаимной любви также, какъ она порождаетъ взаимное презрніе и вражду?

— Отчего вы не пригласите своихъ друзей пообдать въ гостиницу «Звзды и Подвязки», милый? сказала разъ Анастасія. — Вс думаютъ, что я держу васъ дома въ заперти и на привязи. Я бы желала, чтобъ вы ихъ пригласили, милый! Воображаю, какъ они смются надъ вами. Они наврно полагаютъ, что вы подъ башмакомъ у жены! Я подожду васъ, милый, какъ бы ни было поздно; общаю не ворчать, хотя бы вы вернулись въ три часа утра.

— Почему бы ихъ не пригласить сюда, милая? спросилъ Долли.

— О, Долли, голубчикъ, возразило скромное созданіе съ недовольнымъ видомъ: — что мн тутъ длать съ толпой молодежи? Они будутъ пить, накурятъ по цлому дому! Вы, капризный безумецъ! напрасно и говоришь объ этомъ.

Долли пригласилъ съ полдюжину молодыхъ людей, и отлично угостилъ ихъ; составился порядочный счетъ, по два фунта на человка. «Деньги большія» думалъ Долли: «лучше бы на нихъ купить Анастасіи черное бархатное платье, безъ котораго ей было невозможно обойтись боле ни одного дня, какъ она объявляла уже въ теченіе нсколькихъ мсяцевъ».

Былъ второй часъ ночи, когда милая Стаси услыхала робкій стукъ въ дверь; на ея суровый вопросъ:- кто тамъ, послышался покорный отвтъ:- это я, я Долли, моя милая.

На лиц его написаны были покорность и страхъ, но она нисколько не сердилась; она была въ отличномъ расположеніи духа, — была добра, какъ ангелъ; онъ попытался пробормотать нсколько извиненій, но она остановила его поцалуемъ, повела въ комнату, гд пылалъ яркій огонь и, усадивъ его на диванъ, схватила его на руки, и съ видомъ маленькой двочки, которая проситъ разсказать ей волшебную сказку, — выразила желаніе слышать вс подробности вечера, — слышать, что у нихъ было, и что они длали, и кто именно былъ.

— A! такъ обдъ былъ превосходенъ! A потомъ? Играли на бильярд, и Долли выигралъ! Какой ловкій этотъ Долли! Онъ долженъ чаще играть, чтобъ выигрывать каждый вечеръ. A теперь ея маленькій царекъ долженъ лечь въ постель и спать какъ можно крпче, — потому что онъ долженъ былъ утомиться донельзя. A она? О, нтъ, милый! она ни мало не устала: ей пріятно было поздно сидть, это было даже для нея развлеченіемъ, препріятнымъ развлеченіемъ.

Долли, подъ вліяніемъ такихъ нжныхъ просьбъ, согласился развлекаться по вечерамъ. Онъ любилъ бильярдъ, потому что обыкновенно съ успхомъ игралъ въ эту игру. Это было почти единственное дло, которое онъ могъ исполнять хорошо, если не считать любовь къ друзьямъ и охоту помогать имъ въ бд.

Онъ обыкновенно длилъ свой выигрышъ съ Анастасіей, на долю которой рдко приходилось мене десяти шиллинговъ. Какъ ни мала покажется эта сумма, если припомнить, что выдленная Анастасіи доля состоянія приносила ей шестьсотъ фунтовъ въ годъ, но все-таки нжная красавица принимала эти маленькіе подарки съ очевиднымъ удовольствіемъ. Я думаю, что и большинство нашихъ лэди сдлало бы то же самое.

Надоло ей только то, что она должна была заработывать эти деньги, сидя одна каждый вечеръ до двнадцатаго часу; она боле и боле тяготилась уединеніемъ. Хотя она нсколько разъ говорила самой себ, что это было глупо, что время проходило очень скоро пока онъ болталъ съ другими и развлекался игрой, но сидть одной по цлымъ часамъ, прислушиваясь къ монотонному стуку маятника — это было довольно скучное препровожденіе времени. Читать тоже было нельзя: она говорила, что чтеніе причиняетъ ей головную боль.

Посл четвертой ночи Анастасія уже начала ворчать, на пятую одолжила Долли маленькимъ образчикомъ своего остроумія, на шестую — дала общаніе, что положитъ конецъ этой ночной каторг и образумитъ глупаго барана.