Она, до обычной доброт и внимательности, скоро вывела насъ изъ недоумнія. Въ одинъ солнечный день къ вилл подъхалъ кэбъ.
Чужеземецъ, свжій и массивный, отличающійся не только изяществомъ костюма, но и величиною ушей, громко постучался у дверей.
Мой милый Долли, увидавъ этого чужеземца, началъ такъ эксцентрически корчиться и пручаться, что безпристрастный наблюдатель могъ заключить, что у него острое воспаленіе внутренностей, или предположить, что онъ неосторожно положилъ себ въ карманъ панталонъ живаго рака.
— Небо! прошепталъ онъ: — небо! Зачмъ этотъ человкъ здсь? Зачмъ явился нмецкій мошенникъ въ мой домъ?
Клянусь пророкомъ, мистриссъ Икль сама сбжала съ лстницы, чтобы радостно привтствовать гостя! Она отодвинула Мери Вумбсъ въ сторону и собственными прелестными руками повернула тяжелую дверную ручку!
Мы слышали, катъ она очаровательнымъ голосомъ выражала свое удовольствіе снова увидть широколицаго чужестранца. Ея платье шелестло, словно неудержимый восторгъ заставлялъ ее метаться изъ стороны въ сторону.
Коварной Мери Вумбсъ дано было приказаніи приготовить комнату гостю и снести туда его дорожный мшокъ.
— Я упьюсь его кровью! заревлъ Долли, свирпо вращая глазами.
— Долли, сказалъ я:- если вы выкинете какое-нибудь сумасбродство, вы этимъ разутшите мистриссъ Икль. Послушайтесь меня, успокойтесь. Мы его выживемъ другамъ способомъ, боле для него унизительнымъ.
— Но они вмст проведутъ вечеръ! вскрикнулъ жалобно Долли.
— Любезный другъ, чего вы безпокоитесь? Пусть проведутъ вечеръ вмст. Ручаюсь вамъ, что мистриссъ Икль мало получитъ удовольствія, а чужеземецъ еще меньше.
Зная, что германскій народъ высоко цнитъ музыку, я устроилъ гостю мистриссъ Икль серенаду.
Я откомандировалъ моихъ врныхъ Фреда и Дика съ приказомъ перевернуть весь Твикингемъ, но отъискать странствующихъ менестрелей.
Менестрели были обртены и скоро подъ окнами мистриссъ Икль забарабанила такая музыка, при которой нжные разговоры немыслимы.
Менестрели были смышленые люди и желая заслужить благодарность; я много слыхалъ разные серенадъ, но ничего подобнаго отроду не поражало моего слуха.
Серенада продолжалась до одиннадцати часовъ.
Я долженъ признаться читателю, что, войдя въ свою спальню, оглушенный чужеземецъ былъ встрченъ дюжиною дикихъ, свирпыхъ кошекъ, которыя бросились ему подъ ноги и заставили его вскрикнуть на весь домъ «O, mein Gott!»
Я долженъ признаться, что на разсвт онъ былъ пробужденъ дикими криками: горимъ! горимъ! и что это заставило его громче и жалобне прежняго крикнуть: «О, mein Gott!»
Слуги передали мн, что по утру германскій джентльменъ, съ негодованіемъ отказавшись отъ чаю, ринулся изъ дому, какъ ужаленный, взвалилъ свой дорожный мшокъ на первый встртившійся кебъ и исчезъ въ облав пыли.
— Ха! Ха! Вотъ такъ штука! хохоталъ Долли, давясь за завтракомъ каждымъ кускомъ отъ волненія и удовольствія. — Что скажетъ на это мистриссъ Икль?
Мистриссъ Икль прислала письмо своему недостойному супругу.
«Моя спальня. Полночь.»
«Мистеръ Икль, ваше недостойное тиранство достигло наконецъ такихъ размровъ, что я вынуждена искать убжища отъ вашихъ зврскихъ жестокостей. Оскорбленія обрушились на голову чужеземца — я разумю джентльмена, занимающаго высокое и доходное мсто въ служб принца Скратченберга — единственно за то, что онъ былъ мн другомъ. Я когда-то мечтала о семейномъ счастіи, сэръ, но мечты эти разлетлись какъ сонъ, и я хочу искать защиты и утшенія въ объятіяхъ моихъ родителей, которыхъ я, неблагодарная идіотка, безумно покинула для…. Прощайте на вки, мистеръ Икль! Если вы можете быть счастливы, будьте счастливы, сэръ. Желаю, чтобъ совсть васъ не язвила своимъ жаломъ. Мои родители скоро будутъ.»
«Ваша оскорбленная жена»,
«Анастасія Икль».
Долли передалъ мн письмо.
— Отллчно, любезный другъ! вскрикнулъ я, пробжавъ посланіе.
Долли сидлъ смирный и мрачный.
— Что съ вами? спросилъ я.
— Она говоритъ: «прощайте на вки!» Слово это страшно звучитъ, Джекъ! Она была очень жестока со мною, я не отрицаю, но все-таки, Джекъ, надо помнить, что она женщина и….
Такова, разумется, благодарность, которой долженъ ожидать человкъ, жертвующій своими научными занятіями, своимъ спокойствіемъ и кредитомъ, чтобы устроить супружескія дла пріятеля!
— Она женщина, отвчалъ я: — но нельзя сказать, что она женщина безхитростная и слабая.