Другие монахи изобретали собственные противосонные приспособления. Повсюду шла молва, что в пахомианской федерации люди спят на наклонных сиденьях. Так же поступали и в монастыре города Амида в северной Месопотамии. Кто-то стоял на столбах, пристегивал себя к стене или подвешивал к потолку веревочные петли, в которые продевались руки. В монастыре Картамин[99]
(ныне это юго-восток Турции) предпочитали совсем уж незатейливые технологии: укладываясь, монахи все время перекатывались с боку на бок, так что их тело вообще не замирало, или же втискивались в узкие вертикальные кельи наподобие кладовок, где сесть или лечь было попросту невозможно. Преподобный Сисой Каламонский[100] укладывался на утесе таким образом, чтобы бодрствовать от страха {21}.Правда, большинство монахов так не умели. Иногда эти подвиги даже трактовались как нежелательные: рассказывают, что ангел неоднократно отчитывал Сисоя за его трюк с утесом и велел никогда не поучать этому других людей. Макарий Александрийский[101]
, чтобы не засыпать, однажды пробыл на улице 20 дней, но и в конце концов прошел в помещение: если все-таки не поспать, беспокоился Макарий, то «мой мозг иссушится до такой степени, что неизбежно отвлечется на что-нибудь». Коллеги соглашались с ним: да, недостаток сна может привести в точку, где и тело, и ум становятся слабыми и рассредоточенными. Так что руководители монашеского движения чаще советовали более умеренные методы: спи, когда совсем измотался; просыпайся до того, как полностью отдохнул, и будь внимателен в отношении того, о чем думаешь, засыпая, чтобы сны не приняли плохой оборот {22}.Большинство монахов не требовалось убеждать в том, что умеренность – это добродетель. Они просто вели элементарную борьбу с желанием спать в комфортных условиях. Монастыри не то чтобы скупились на постели; как правило, они все-таки обеспечивали монахам базовое удобство. Например, документ об основании (типикон) Студийского монастыря Святого Иоанна в Константинополе в IX веке предписывает обеспечивать каждого монаха соломенным матрасом, набитым козьей шерстью тюфяком и двумя шерстяными одеялами. Раскопки монастырских комплексов в Египте показали, что некоторые монахи спали на возвышающихся платформах, вырезанных в камне или глине (хотя любой текстиль, который они клали на свои кровати, давно истлел), а летом, чтобы не слишком изнывать от жары, – под открытым небом. В более прохладные месяцы они могли нагревать камни и жечь финиковые косточки для обогрева; по мнению археологов, именно для этого служили небольшие ниши рядом с кроватями {23}.
Однако многие обращенные полагали, что их потребности этим не удовлетворяются. Жизнеописания монахов, полностью отказавшихся от постелей, пользовались большой популярностью, но некоторые мужчины и женщины, принявшие постриг, по-прежнему желали, чтобы у них на ложе были мягкий матрас, подушки, пуховые одеяла, овчины и изящной работы покрывала. Эти запросы выдавали их недавнее привилегированное положение: в поздней Античности и раннем Средневековье выходцы из знати славились своей любовью не только к банным процедурам, но и к хорошей постели. Шенуте ругал аристократов, которые добывали одеяльца даже для своих щенков! Знаменитый своим бессонным бдением Арсений, прежде чем оказался в Египте, в Скитской пустыни, был сенатором в Риме, однако мало какие знатные тела с такой же легкостью справлялись с шоком аскетической жизни. По этой причине Августин Блаженный предлагал, чтобы новообращенным из элиты дозволялись некоторые послабления в отношении постели, иначе им не выдержать столь тяжелой для них новой жизни. Он часто отмечал, что аскетические вызовы – дело относительное, поскольку принадлежность к какому-то классу неизбежно обусловливала исходное физическое состояние {24}.
Все эти методы имели серьезные недостатки, и неудивительно, что некоторые монахи сокрушались о существовании усталости в принципе и хотели избавиться от нее навсегда. Некий монах как-то написал Иоанну Газскому[102]
письмо, где спрашивал совета, как не впадать в сонливость в начале весны, когда день удлиняется и недуг рассеянности одолевает разум. Но оказалось, что и сам Иоанн страдает от того же – борьба с сонливостью и рассеянностью, увы, не ослабевала. Один раз в жизни Иоанн не нашелся что ответить {25}.Испытания монахов в деле ограничения мытья и сна не так хорошо известны сегодня, как их нашумевшее стремление отказаться от секса. Узнай они об этом, многим было бы обидно. В риторическом диалоге между христианином по имени Закхей и философом Аполлонием, написанном между 408 и 410 годами, Закхей утверждает, что отказ от одного только секса – самый низкий уровень в игре: такие люди не просто продолжают жить у себя в доме и общаться с теми же людьми, что и раньше, но и не меняют своих привычек в одежде, сне, пище и молитве, и остальные монахи намного превосходят их {26}.