Однако не все монахи любили читать. Папирусные письма, сохранившиеся от позднеантичного Египта, свидетельствуют, что многие больше интересовались развитием административных навыков, чем литературой. В VI веке Ферреол Юзесский сокрушался, что монахи после дня тяжелого труда предпочитают чтению отдых. В одной истории из «Апофтегм», дошедшей до нас на греческом, латинском и сирийском, звучит жалоба на то, что книги превратились в пылесборники: «Пророки составили Писание, Отцы переписывали его, а их последователи заучивали наизусть. Но пришло это поколение и сложило рукописи на полки, как вещи бесполезные» {12}.
Этот жалостливый плач звучал из века в век, и в нем явно сквозит ожидание, что большинство монахинь и монахов все-таки должны регулярно читать, невзирая на заключенные в чтении риски и недостаток мотивации. Практические стандарты установились в обителях Пахомия в IV веке. Его федерация в основном располагалась в Верхнем Египте, но благодаря хождению этих текстов по Нижнему Египту и всему Средиземноморью монашеские труды оттуда перевели на несколько языков. Пахомий и его преемники настаивали, что все монахи должны уметь читать. Неграмотных новообращенных надлежало обучить.
В основе лежала идея, что чтение, а также декламация и заучивание наизусть помогают монахам крепко усвоить священные тексты. Предполагалось, что все пахомианцы знают назубок Псалтирь и Новый Завет – или, по крайней мере, значительные их части. Они произносили текст вслух, читая для себя; они слушали чтение братьев или сестер; они внимали ярким речам наставников, где те искусно переплетали отрывки из Писания. В течение дня следовало постоянно цитировать эти тексты – во время работы, литургии или даже в пути. Естественно, в монашеских кругах ходили рассказы о людях, которые восприняли эти требования всерьез. Так, вспоминали монаха Иону, садовника из монастыря Тмушонс (Thmoushons). Иона никогда не спал лежа. Вместо того он сидел на табурете, плетя веревки в темноте и вслух повторяя заученные наизусть тексты. Так он и умер на табурете с веревкой в руках. Похоронить его пришлось в той же позе, поскольку братья обнаружили его, когда тело успело закоченеть {13}.
Люди вроде Ионы безостановочно читали и декламировали Писание с двумя целями: чтобы библейский мир минувших времен и пророчеств пронизывал настоящее и чтобы божественное слово наполняло самую сущность человека. В результате постоянного чтения происходил когнитивный сдвиг, одновременно большой и малый по масштабу. Монахи начинали говорить фразами из священных текстов, словно то были их слова, а не написанные кем-то. Разум же стремился поучаствовать в космической пьесе, ставшей такой знакомой и близкой. В их культуре задача библейских текстов состояла не в том, чтобы временно сориентировать внимание монаха, а в том, чтобы полностью трансформировать его {14}.
В то же время эти практики выполняли функцию репеллента против бесов, продолжавших вести войны за внимание иноков. Единой для всех тактики ответных ударов не существовало. В пахомианских монастырях установили твердый график чтения и декламации для создания системы укреплений против всяких отвлекающих вмешательств. Другие обители вводили другой распорядок: например, декламация псалмов трижды в день или семь раз в день, полночные молитвы, псалмопение по сменам. Евагрий, будучи современником первых преемников Пахомия, полагал, что нужны еще более прицельные контрмеры. Бесы могли выпустить свои стрелы в любой момент и без предупреждения. Евагрий считал, что из всего своего арсенала они предпочитают logismoi – проходные мысли, способные закрепиться в сознании, если их пропустить (к ним относится и acedia – дротик с транквилизатором). Однако правильная контрмысль могла задержать logismos на подступах к сердцу и предотвратить потенциальный вред. Евагрий настаивал: главное – действовать быстро, а это требовало другого арсенала – хорошо знакомых подходящих текстов. Допустим, демон вынудил монаха вспомнить о прекрасном родительском доме и сравнить его со своей нынешней бедной маленькой кельей; это нападение можно отразить с помощью псалма: «Желаю лучше быть у порога в доме Божием, нежели жить в шатрах нечестия[119]
» {15}.