В середине VI века Кассиодор[123]
называл пунктуацию освещенной дорожкой, ведущей к пониманию. А этот человек съел собаку в работе с документами: он был высокопоставленным чиновником в Остготском королевстве в Италии и, исполняя разнообразные обязанности, совершал плавания через океаны бумаг. Выйдя в отставку, он основал монастырь на юге Италии, назвал его Виварий и взрастил там мощную книжную культуру. В общем, если уж опытный Кассиодор ценил пунктуацию, то легко представить, как менее образованные читатели или люди, читающие на неродном языке, ценили любые графические подсказки – пробелы, точки, знаки препинания. В Европе самыми большими энтузиастами пунктуации оказались монахи с Британских островов. В отличие от континентальных коллег, для которых латынь оставалась разговорным языком вплоть до VIII века, островитяне учили ее исключительно в школах {28}.Но создатели книг шли дальше этих чисто лингвистических модификаций. Они экспериментировали с расположением текста на странице и создавали аналитическую графику, которую можно считать своего рода визуализацией данных (хотя до появления термина еще далеко), потому что она подсвечивала отдельные идеи и закономерности, описанные в тексте. А это в свою очередь вело к еще более серьезной цели – ненавязчиво оттачивать внимание читателя.
В идеале еще до того, как перо коснется пергамена, «данные», то есть собственно текст, следовало организовать каким-то занятным образом. Держа этот принцип в голове, составители Apophthegmata patrum собирали и пересобирали популярные легенды об отцах-пустынниках и матерях-пустынницах в различных форматах. Одни группировали вместе истории о каждом святом, а затем составляли алфавитный список действующих лиц. Другие разбивали материал по темам – бедность, терпение, преодоление мыслей о сексе. Дело в том, объяснял один из алфавитных сборников, что «повествование это, будучи трудом многих рук, запутанно, беспорядочно и отвлекает внимание читателей, ибо их разум тянется в разные стороны и не может удержать в памяти высказывания, рассеянные по всей книге. Поэтому мы попробовали собрать все в главы, дабы тем, кто хочет извлечь пользу из сего чтения, оно предстало ясным и упорядоченным, и чтобы легко находить нужное» {29}.
Переписчики тоже форматировали рукопись, чтобы помогать читателям отслеживать ход мысли. Они отмечали смену темы или части заголовком другого цвета и часто – другим шрифтом, тем самым отделяя его от основного текста. Они использовали увеличенные или украшенные заглавные буквы (инициалы) в важных местах: в начале главы, в месте перемены точки зрения или в выдающемся с точки зрения риторики пассаже. Они использовали обелюс (–, ÷, /), отделяя отрывки, не выражающие мнения автора: это было необходимо, чтобы легкомысленный читатель не принял противоречивый материал за достоверный. Они рисовали кресты, чтобы страница превращалась в портал и переносила читателя в священные места. Они рисовали сосредоточенных монахов, чтобы читатель встряхнулся, а его мысли вернулись в нужное русло {30}.
Но само богатство раннесредневековой книжной культуры вызывало тревогу, ибо читателя обескураживало изобилие доступных трудов, хотя это не идет ни в какое сравнение с доступным нам сейчас изобилием. Например, существовало бесчисленное количество толкований библейских текстов, и даже самые эрудированные монахи чувствовали, что тонут, когда садились за их изучение. Как ни забавно, излюбленное решение означенной проблемы – сделать еще больше книг, особенно компиляций; хрестоматия, обобщение и мэшап – обожаемые литературные формы в поздней Античности и раннем Средневековье.
Компиляторы отбирали тексты и составляли из них новый кодекс, чтобы усилить общее воздействие или очертить определенные темы с помощью редакторской стратегии. В ход шли даже библейские тексты: отдельные части Писания могли «скрещиваться» с житиями, пророчествами и историческими сведениями. Или эти куски верстали так, чтобы на странице помещалось толкование: пассаж из Священного Писания располагался в квадрате по центру, а записанные с сокращениями и аббревиатурами пояснения окружали его со всех сторон. Эта последняя техника зародилась в аббатстве Фульда в начале 800-х годов, а эксперименты с ней продолжились уже за пределами аббатства. К примеру, в 840-х годах монах по имени Отфрид Вайсенбургский сделал книгу-толкование с Деяниями и Посланиями Иакова, Петра, Иоанна и Иуды, применив формат из трех колонок, а также список условных обозначений, который помогал читателям переключаться с основного текста на окружающие его эгзегезы {31}.