Блуждающий разум: Как средневековые монахи учат нас концентрации внимания, сосредоточенности и усидчивости

Эта книга действительно привлекла внимание многих. На заре Средневековья читатели видели, куда клонит Евсевий, – сам формат Chronici canones не позволял пропустить главную мысль, – и некоторые предпочли демонтировать и разобрать ее. Архитекторы летописи, которая сегодня известна как «Хроника Фредегара», составленной в середине VII века в Галлии, опирались на латинский перевод истории Евсевия, сделанный Иеронимом – влиятельным монахом, которого поддерживали богатые римские покровители и который более всего известен переводом Библии на латынь (так называемая Вульгата). Но вместо того чтобы по образцу Евсевия-Иеронима сводить всю мировую историю к Риму, авторы «Хроники Фредегара» снова разворачивают ее вширь, следуя за различными траекториями народов Средиземноморья и Европы. Они делают акцент не на имперском единстве, а на политическом и этническом разнообразии, характерном для мира раннего Средневековья. Такой радикальный пересмотр труда Евсевия означал, что и первичный макет страницы должен измениться. Колонки и параллельные хронологии сошли на нет. Вместо них в «Хронике Фредегара» представлена этакая единая катушка истории, на которой отдельные нити сплетаются воедино, в единый текст. Снова сам формат подчеркивает идею {35}.

Другой эксперимент Евсевия оказался еще более популярным в истории книжного дизайна. Речь идет о сравнительной сетке новозаветных рассказов, известной сегодня как канонические таблицы (строго говоря, термин избыточный, так как само греческое слово kanon означает «таблица»). Евангелие далеко не сразу рассматривалось как четко определенный текст, состоящий из четырех нарративов, но к IV веку рассказы, приписываемые Матфею, Марку, Луке и Иоанну, уже считались каноническими, и Евсевий придумал систему перекрестных ссылок, позволявшую христианину читать четыре текста параллельно и в сравнении друг с другом благодаря указателям на те места, где описывались одни и те же события или по-своему излагались идеи. Номера фрагментов в таблице служили ключами к номерам в основном тексте, таким образом читатели могли переходить по указателю к разным Евангелиям. Таблицы также действовали как мнемоническое приспособление. Продвинутые читатели твердо запоминали данные, сжатые в одну страницу (и оформленные в виде архитектурных колонн и рядов цифр), и использовали их для скоростной навигации по собственной памяти, где хранились четыре повести Нового Завета.

Евсевий очевидно уловил нечто важное: читатели Евангелий от Эфиопии до Ирландии извлекли немалую пользу из его изобретения, в то же время дорабатывая его. Некоторые дополняли таблицы колонкой, где кратко излагался библейский эпизод, о котором шла речь (на случай, если читатели не помнили номеров фрагментов). Другие вставляли мини-таблички в подвал каждой страницы, чтобы читателям не приходилось все время возвращаться к указателю в начале книги. Они рисовали портреты или графические символы евангелистов. Они дробили фрагменты на более мелкие, добавляли числа, чтобы увеличить количество параллелей. Так или иначе, раннесредневековые читатели использовали систему Евсевия, видоизмененную или нет, чтобы обращать внимание на более широкие взаимосвязи и отношения в текстах Евангелий. Каноны еще глубже погружали их в книги {36}.

Впрочем, не только христиане экспериментировали с книжной технологией на заре Средневековья. Первые переписчики Корана придумывали самые разнообразные формы для обозначения конца стиха, даже если весь остальной текст был написан арабской вязью без всяких пробелов. Похоже, их также вдохновляли сирийские писцы, вводившие точки и отбивки в прежде двусмысленной письменности абджад (алфавит из одних согласных) {37}. Так что христианские монахи являлись частью более широкой средневековой культуры графического дизайна, царившей на Ближнем Востоке, в Средиземноморье и Европе. Они внесли в эту культуру потрясающий вклад, и всё из желания усилить эффективность отношений между читателем и книгой – сделать текст более читабельным, подчеркнуть значимые смысловые места, уложить сложный и разветвленный материал в пригодные для понимания и заучивания формы. Да, у некоторых экспериментов нашлось не слишком много поклонников, а иные предполагали разгадывание трудных ребусов. Но успехи и неудачи одинаково показывают, какой интересной была задача помочь читателю сосредоточиться на книге благодаря чисто технологическим усовершенствованиям {38}.