Современные борцы с рассредоточенностью утверждают, что надо читать больше книг, и здесь они в долгу перед монахами, приложившими столько усилий для превращения технологии в эффективное подспорье для концентрации внимания. В то же время поиск монахов выходил далеко за пределы собственно технических решений в верстке страниц и написании текста. Они также развивали особые практики, чтобы сама технология не завладела их умами: медленное чтение, совместное чтение, повторяющееся чтение. Сегодня исследователи полагают, что даже видеоигры и телешоу могут помогать концентрироваться, по крайней мере определенные игры и передачи, поданные специфическим образом, и такая точка зрения весьма похожа на монашеское отношение к технологии как таковой {39}.
Изобретения в области книжного дизайна и практики чтения создали более «дружественный интерфейс» для читателя, но они вовсе не задумывались для того, чтобы упростить содержание рукописей. Характерное для монастырской культуры устремление – искусно визуализировать текст ради того, чтобы читатель мог погрузиться в сложную тематику и оставаться сосредоточенным только на ней {40}. А чтобы фокус внимания не смещался с этих сложных тем, монахи придумали методы чтения и мышления, выходившие за пределы любого отдельно взятого кодекса. Эти методы уводили их в самые глубины памяти.
5. Память
Иоанн Кассиан очень расстраивался, что содержимое памяти отвлекало его даже во время псалмопения, молитвы или чтения, а поэзия, которой он зачитывался в молодые годы, прерывала благочестивые размышления – он говорил, что она «въелась» в его память. Как бы сильно он ни старался выкинуть из головы «глупые басни и военную историю», впитанные его мозгом из множества прочитанных стихов, герои сражений по-прежнему частично составляли ткань его памяти. Кассиан учился у Евагрия, в том числе внимательно наблюдать за отвлекающими факторами «в деле», в момент их непосредственной активности, и, как сам Кассиан признался отцу-пустыннику Нестерою[127]
, его наблюдения внушали ему ощущение безнадежности.Сейчас мы часто жалуемся на провалы в памяти, а вот монахи скорее винили свою память в гиперактивности, ибо она представляла собой дополнительную угрозу их сосредоточенному вниманию. Нестерой, кстати, не бранил Кассиана за то, что тот помнит всю эту ерунду. Он просто полагал, что Кассиан подходит к проблеме не с той стороны. Нельзя полностью опустошить свой ум, как бы ни огорчало тебя его содержимое. Но можно перебрать это содержимое и реорганизовать его, заполнив сознание действительно важными вещами и обеспечив легкий доступ к ним. Он дал Кассиану несколько советов по обустройству ума, основанных на библейском образце: сознание рассматривалось как добротно обставленное, но не захламленное помещение. Помещение описывалось как ковчег с двумя каменными столами, золотой чашей, вырезанным из Иессеева дерева жезлом Аарона и двумя ангелами на страже. Эта обстановка, пояснил Нестерой, представляет в порядке перечисления непоколебимость закона, бездонную память, вечную жизнь, умственное и духовное знание. Вот так может выглядеть преобразованный ум: если очистить его от когнитивного мусора, он становится домом Бога {1}.
Для Нестероя, Кассиана и их современников сами ремонтные работы имели не меньшую важность, чем конечный продукт – именно потому, что они рассматривали память как нечто большее, чем просто набор воспоминаний, большее, чем кладовку для хранения. Да, содержание памяти важно. Воспоминания монаха или монахини всегда пребывали с ним или с ней, предоставляли пищу для размышлений, моделировали восприятие и опыт, служили точкой отсчета для этически верных поступков. Но в то же время память являлась инструментом, с помощью которого из подручного материала конструировались и возводились обновленные ментальные структуры {2}. В поздней Античности и раннем Средневековье именно на базе памяти монахи практиковали один из самых сложных видов концентрации.
Стремясь к такому результату, монахи не просто воспринимали память как некий черный ящик, к чему часто склонны мы в настоящее время, а изучали, как она работает, и, постигнув механизмы, извлекали из них практическую пользу. Они использовали эту стройку и всю строительную технику на ней для реорганизации прошлых мыслей, более глубокого погружения в мысли текущего момента и формирования когнитивных привычек на будущее. Они искали не пассивные, а, скорее, проактивные режимы мышления, чтобы включаться в работу, которая сама по себе предполагала пристальное внимание.