Четыре идеально симметричных прямоугольника отсылают к другой ветви толкований: разделение одежд Иисуса ассоциируется с его плотью и – в более символическом смысле – вообще с христианской церковью, которая укрепится во всех четырех сторонах мира. Сам Иисус рассечен этими прямоугольниками: его голова появляется над верхним правым, а стопы, обернутые в пурпур скинии, – под нижним левым. Он разделен, но не мертв {12}.
Столь много вложено в одну страницу. И все же образы – отнюдь не скорая дорожка, не легкий путь. Они скорее вдохновляют читателя вдуматься в их трудные, но притягательные загадки и в процессе обогатиться идеями и воспоминаниями, к которым легко вернуться, даже когда рукописи нет под рукой.
Графика также помогала монахам упорядочить все заученное, чтобы на базе воспоминаний обучаться новому. Раз образы можно использовать для соединения разных идей, как поступили создатели Келлской книги, то, наверное, их также можно использовать для сортировки по группам. Античные и средневековые аналитики памяти знали, что намного легче извлекать воспоминания, если они поделены на разделы. Таким образом монахи использовали как настоящие рисунки, так и словесные описания образов не только чтобы связать идеи, но и чтобы разграничить их.
Например, они любили изображать лестницу (типа стремянки), перекладины которой представляли разные моральные выборы, один возвышеннее и тяжелее другого. Несколько монастырских уставов именно в таком духе обсуждали процесс самоотречения, распределяя 12 актов смирения по 12 перекладинам. Или вот еще более знаменитая история: в 600-х годах один синайский игумен написал сочинение «Лествица Божественного восхождения», которое приобрело такую популярность в Восточном Средиземноморье, что его автора так и прозвали Klimakos – Иоанн Лествичник. Труд Иоанна полон афоризмов, агиографических виньеток и хитроумных метафор, а еще он прекрасно запоминается: все это наставление в аскетизме структурировано в последовательность из 30 шагов или монашеских практик, и такая структура помогала удерживать в голове всю систему послушания целиком, постепенно преодолевая вызовы, возникающие на каждой новой ступеньке {13}.
С XII века и далее ученые и наставники с особым энтузиазмом прибегали к образам деревьев, ангелов и прочей мнемонической графики, служившей их целям. Деревья и ангелы ассоциировались с памятью уже во времена Нестероя, включившего их в свой духовный ковчег семью столетиями ранее. Но историки предполагают, что в Высоком Средневековье они сделались особенно манящими из-за расцвета высшего образования, вновь породившего ощущение перегруженности информацией. Образы помогали студентам университетов и ученым разбивать на части доступный им теперь объемный материал, анализировать его и удерживать в памяти благодаря стратегически выверенной системе хранения.
Возьмем пример из этой категории образов: стандартное ангельское мнемоническое приспособление происходило из библейского пассажа, где пророк Исайя видит шестикрылого серафима (6:1–2). Этот «идеальный образец сенсорной активации» (как описал его один ученый) оставлял мощный след в памяти монахов. Сам ангел служил как бы организационным аватаром: фигура с шестью крыльями, в каждом крыле определенное количество перьев (как правило, пять-шесть, для оптимального запоминания), и каждое перо можно разделить на более мелкие подпункты. «Шесть крыл» – текст, опирающийся на такую модель, написан в Англии в 1100-х годах. Его автор, вероятно, монах Климент Ллантонийский[132]
, предназначил каждое крыло для отдельного способа духовного очищения (исповедь, покаяние, очищение плоти, чистота разума, любовь к ближнему и любовь к Богу), при этом каждое перо воплощало подкатегорию (допустим, на крыле «очищение плоти» перья означали ограничения в области пяти чувств).Другие люди переделывали этот шаблон под другие формы знания и толкований. Как мнемоническое подспорье ангел был не столько предметом познания, сколько стропилами. Эти стропила возводились внутри сознания, и с их помощью рассуждающий глубже проникал в тему рассуждений и составные части этой темы. Проповедники с особенным удовольствием пользовались этой моделью, составляя свои поучения. Ангел помогал им выстроить порядок пунктов в речи, а кроме того, если в процессе какое-то из перьев выпадало из памяти, можно было перейти к следующему, не запнувшись и не потеряв общей нити. Иногда они прямо описывали своих ангелов непосредственно во время проповеди, чтобы слушатели могли использовать ту же упаковку для переноса идей в собственную память {14}.