Многосложные монашеские практики благочестивых размышлений и богатые внутренние миры, которые они выстраивали в процессе, сейчас кажутся нам особенно экстравагантными. Мы-то, как правило, не пытаемся концентрироваться через ключевые слова, образы и самодельные панорамы. Однако не стоит из-за этого недооценивать увлекательность meditatio. Я провожу занятия для первокурсников, где учу их применять различные средневековые когнитивные методики, – это помогает новичкам справиться с первым годом в университете. Больше всего мои студенты любят размышление по образцу «Небольшой книги» Гуго. Они выбирают некую достойную изучения концепцию из любого курса – это может быть что-то из органической химии, скажем, или программирования, или поэзии, – и возводят для нее воображаемую строительную площадку. Для строительства им необходимо включить ассоциативное мышление, спросить себя, как одна часть согласуется с другими, сильная это связь или слабая, нужно ли что-то еще проанализировать и достроить. Вся эта работа, в общем-то, сводится к интенсивному изучению предмета, только она не внушает страха и не наводит скуку, а больше напоминает захватывающее приключение. К тому же в процессе все превосходно откладывается в памяти, что неизменно ценится студентами в дни экзаменов.
Впрочем, как и в случае со многими другими монашескими методиками, когнитивное движение здесь влечет за собой риски. Кассиан выявил опасность в начале V века: масштабное размышление могло выйти из-под контроля. Один из его учителей, авва Исаак (Сирин), предложил соблюдать незамысловатую и ясную меру предосторожности. Чтобы управлять своими мыслями, говорил Исаак, нужно ухватиться за спасательный трос в виде одной-единственной строчки из Псалтири: «Поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне»[151]
. Исаак сказал Кассиану и Герману, что им следует думать об этом всякий раз, когда они борются с чем-то отвлекающим. А еще лучше – повторять про себя эти фразы безостановочно, даже – и особенно – во время работы, путешествий, еды, сна и омовения {39}.Эта формула должна была напоминать монаху или монахине, что Бог всегда рядом и готов помочь, и вообще эта помощь необходима для поступательного движения к цели, а бесконечное ее повторение, как предполагалось, отталкивает потенциальные отвлекающие факторы. Но Герман и Кассиан хорошо знали собственный разум и понимали, что этот метод не вырвет первичную проблему с корнем. Они вопрошали: «А как нам твердо держаться именно за
Позднеантичная и раннесредневековая психология медитации-размышления – еще один пример того, что монашеское движение примечательно не только самоограничениями. Это правда, что монахов призывали не болтать попусту и не высказывать бессмысленную ерунду, дабы она не застревала в памяти собратьев. Как-то Пахомий услышал, что один монах упомянул сезон сбора винограда, и разразился тирадой: «Некоторые невежественные люди, услышав, как ты назвал этот плод, будут мучиться от желания отведать его!» {40} Но сосредоточенная умственная работа также предполагала и изобилие. Спустя полвека после виноградной вспышки Пахомия Нестерой заметил, что гораздо легче наполнить ум новыми воспоминаниями, чем пытаться изгнать уже существующие, а поразительные инженерные проекты, создаваемые монахами на базе памяти, абсолютно ясно показывают, насколько живой и наполненной энергией была их концепция благочестивых медитаций-размышлений. Мироздание и пронизывающее его духовное измерение многогранны – есть что рассмотреть поближе. Значит, пора в путь.
6. Разум
Все дальше углубляясь в свои мысли, монахи сталкивались с самым странным из свойств ума: он может обрабатывать информацию и в то же время наблюдать за тем, как это происходит. Сейчас мы склонны рассматривать рефлексию как назойливое вмешательство, но монахи видели в ней дар. В их восприятии думание о думании – совсем не отвлекающий фактор, а непревзойденный способ стабилизации личности. Так что они создали множество способов залезть в собственную голову.